Юность Барона. Книга 1. Потери - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так напиши. В интересах, – подчеркнуто равнодушно предложил Володя.
– Дурак ты! Два раза! Пойми, я ведь не деревянный, не механический, а самый обычный человек. И в тебе такого же, хочется верить, человека вижу. Тем более нравишься ты мне. Именно поэтому здесь, в этих сортирных интерьерах, я с тобой по-дружески говорю. Говорю и предупреждаю: не сделай большую ошибку. Ты меня услышал?
– Я тебя услышал. Но…
– Если ты мне сейчас снова скажешь за любовь – собственноручно придушу! Какой вообще из тебя контрразведчик, когда у тебя все, блин, эмоции на роже высвечены? ЧТО? Что ты мне хочешь сказать в продолжение своего «но»? Что она человек, вернее, баба, хороший?
– И скажу. Лена, она… она действительно очень хорошая.
– Так я тебе, Володя, страшную тайну открою: если, конечно, душой не загрубеешь на нашей службе, то, чем дальше будешь работать, тем больше станешь видеть, что вообще-то ВСЕ – ЛЮДИ! Нелюди – они как раз большая редкость.
– А враги?
– Даже враги – люди. А иной раз враги наши – они и пообразованнее, и поумнее, и поромантичнее, и поинтереснее нас с тобой будут. И что теперь?
– Не знаю, – признался окончательно растерявшийся Кудрявцев.
– Ты не знаешь, а вот я в который раз повторяю: приди в себя! И пойми, наконец, что развитие, в любую сторону, отношений с Еленой Алексеевой – это большая ошибка. И с точки зрения твоей безопасности, и, как ни странно, ее безопасности тоже. Потому что…
Закончить Хромов не успел, так как в уборную ввалился незнакомый сотрудник с газетой.
Поняв, что это надолго, Михалыч в две мощные затяжки докурил, швырнул окурок в писсуар и показал глазами Кудрявцеву: дескать, давай с вещами на выход…
Они вышли в коридор, молча добрели до кабинета.
Володя уже взялся толкнуть дверь, как вдруг Хромов положил мощную мозолистую ладонь на его плечо, притормозил и заговорил негромко:
– Есть еще одна причина, по которой тебе не стоит сегодня показываться у Алексеевых.
– Что за причина? – насторожился Кудрявцев.
– Нет там сегодня – ни праздника, ни веселия. Ты, как я понимаю, за это пока не в курсе, но… У Лены твоей мужа арестовали.
– Севу?! Когда? Кто?
– Два дня назад. Я слышал, Синюгин лично за ним выезжал.
– Но за что?
– Ша! А можно на два тона тише?.. Думаешь, мне докладывают? Но я так меркую, неспроста Иващенке велели материалы по ЧП на Сортировке от милиционеров возвернуть и Синюгину передать. А Синюгин у нас, сам знаешь, ба-альшой специалист. По переобмундированию овец в волчьи шкуры.
– Идиотство какое-то! – возмущенно резюмировал Володя, зашагивая в кабинет.
– А собственные оценки действий руководства советую держать при себе! – полетело ему вдогонку сердитое.
Кудрявцев стремительно прошел к своему столу, достал из портфеля конфетную коробку, швырнул ее в мусорную корзину и, не произнеся более ни слова, столь же стремительно удалился. Эдаким, как пелось в некогда популярном романсе, «нежданным ураганом».
– Что это было, Михалыч? – потрясенно спросил Пашка.
– А что такого? – изобразил полнейшее равнодушие Хромов. – Может, просто не любит человек конфеты? Аллергия или еще чего.
– Так выбрасывать-то зачем? Отдал бы друзьям.
– Хочешь – забирай.
– И заберу. Мы люди небрезгливые. Очень даже кстати получилось – и Полинке моей как бы презент, и тратиться не нужно… У-уу, шоколадные! Дорогущие небось?
Хромов вполуха внимал привычной трепотне Ярового, а сам размышлял о том, что выброшенные конфеты – это хороший знак. Похоже, разговор с Кудрявцевым он выстроил правильно. Сейчас тот, на взводе да на эмоциях, добредет до ближайшего кабака и, бог даст, нажрется в одиночку и в хламину Завтра – суббота. Так что будет достаточно времени и проблеваться, и проспаться. А там, глядишь…
К слову, именно так в подобной ситуации сам бы Михалыч и поступил. Потому как – водка и время лечат. Разумеется, если только с первым не подзапустить, а со вторым – не спешить.
Вот только надеждам, они же прогнозы, Хромова не суждено было сбыться. Потом, когда последовательно произойдет целая череда событий и роковых случайностей, Михалыч станет мучительно заниматься самоедством и корить себя за то, что в этот вечер не взял Кудрявцева под плотный и полный контроль и не напоил его собственноручно.
Ну да всяк умен, да задним умом…
* * *
Выскочив из кабинета, Володя первым делом рванул отнюдь не в кабак, а по лестнице двумя этажами выше.
Прямиком в служебные кулуары капитана Иващенко.
Бесцеремонно ворвавшись в которые, прямо с порога нервно выпалил:
– Валентин Сергеевич! Это правда, что инженер Алексеев арестован?
– Во-первых, сядь, отдышись и успокойся. А то брызги твоих слюней ажио сюда долетают… Вот, молодец. И запомни на будущее: хорошо молчать труднее, чем хорошо говорить…
После печально памятных, авторства Ежова, зачисток аппарата госбезопасности вакантные места в оперативных подразделениях управления пришлось замещать сотрудниками с минимальным стажем и опытом работы. Большинство из них по тем временам были людьми неплохо образованными, однако отсутствие профессионального опыта сказывалось. По этой причине Иващенко, как один из немногих уцелевших зубров, проживший бурную и пеструю жизнь профессионал, считал своим долгом упорно воспитывать вверенный ему контингент. К слову, в смурные и кровавые годы репрессий персонально Валентина Сергеевича именно его профессионализм, похоже, и спас. В конце концов, надо же было кому-то и черновой работой, а не одними лишь внутриведомственными разборками и интригами заниматься?
– …А теперь второе. Отвечая на твой, Володя, вопрос – да, правда.
– Но почему?
– А это уже третье. Пока мы плели кружева вокруг, будь оно неладно, семейства крестных и крестников, Томашевский взялся решить вопрос радикально и задавить сразу двух зайцев. И, хошь не хошь, какая-никакая логика в этом его решении имеется.
– Да нет здесь никакой логики! Просто по-иному работать не умеем. Кроме как хватать человека и трясти как грушу, вынуждая подписать то, что ему загодя насочиняли.
– Алё! Ты, часом, не того? Не зарапортовался? У меня такое ощущение, что длительное пребывание в компании Гиля пагубно отразилось на твоих умственных способностях. Что называется: с кем поведешься, от того и… понесла.
– Извините, Валентин Сергеевич. Я… я погорячился.
– Именно. Тебя захлестывают эмоции, а это неправильно. Так вот, повторюсь, арест Алексеева – мера хоть и жестокая, но вынужденная. И, в рамках поставленной нам Москвой задачи, вполне оправданная.
– И чем же она… оправдана?