Магия пустыни - Пенни Джордан

Ему нужно пойти и увидеть Дракса. У них есть что обсудить — вопросы, касающиеся Дхурана и его будущего, вопросы, на которых он как правитель должен сосредоточить все свое внимание.

Машина, наверно, уже мчится по Королевской трассе в сторону аэропорта. Очень скоро она улетит — навсегда.

— Нет!

Он услышал свой крик. Его рука потянулась к телефону.

Они уже почти доехали до аэропорта. Скоро она покинет Дхуран, чтобы никогда больше не вернуться.

Вдруг водитель резко крутанул руль, развернулся и на полной скорости поехал обратно.

Обратно к дворцу, где слуга в ливрее, проворно подскочив к машине, открыл для Сэм дверцу. Еще двое слуг уже ждали ее, чтобы проводить внутрь. Слуги или конвоиры? — думала Сэм, когда ее вели по уже знакомым коридорам, направляясь, судя по всему, к апартаментам Вере.

Возле дверей сопровождающие остановились и, отступив в сторону, открыли их перед ней.

Ей не хотелось идти туда. Сделав шаг, она остановились.

Легкий щелчок позади нее оставил их с Вере наедине.

— Почему ты сделал это? — спросила она.

Ее сердце бешено колотилось.

— Мне пришлось это сделать, — сказал Вере.

Она никогда еще не видела его таким. Его чувства так ясно отражались на его лице, как если бы он хотел ее заставить их увидеть.

Она не должна быть здесь с ним. Сэм отступила назад, но было поздно. Через мгновение он уже целовал ее с неописуемой нежностью и страстью.

Сэм знала, что должна оттолкнуть его, но каким-то образом ее руки обвились вокруг его шеи, тело прижалось к его телу, и она полностью подчинилась его поцелую.

— Я не мог дать тебе уйти.

— Ты не должен был делать этого. Это неправильно.

— Я люблю тебя, — сказал Вере, не обращая внимания на ее протест.

— Ты не можешь. Ты не должен.

Это было, как если бы его собственные слова вернулись к нему назад. Как легко сейчас представить их бесплотными тенями, не имеющими никакого отношения к реальности. Как и его юношеские страхи.

— У тебя есть жена и… скоро будет ребенок… — Ребенок. А как же ее секрет? Тот, который вначале она восприняла как радостную надежду, вскоре сменившуюся чувством вины — потому что ее ребенок никогда не узнал бы своего отца и не получил бы его любовь.

— Нет. Сади не моя жена, Сэм. Она жена моего брата.

В голове у нее все поплыло.

— Этого не может быть.

— Это правда. Если ты не веришь мне, я попрошу Сади и Дракса самим сказать тебе.

Он говорил правду, она видела это.

— Если ты не был женат, почему сразу не сказал мне об этом?

Она не смогла скрыть свою боль, и, услышав это, Вере остро почувствовал свою вину. Как ему лучше объяснить причины того водоворота ощущений, в который он попал, встретив ее?

Сэм нарушила молчание, ее голос был наполнен горечью.

— Я люблю тебя, Вере, — сказала она тихо. — Ты знаешь это. Но я не могу… я не могу быть рядом с человеком, который в один день сгорает от желания, а в другой холоден как лед. — И самое главное, девушка не могла пойти на такой риск из-за ребенка — хотя, конечно, не собиралась этого говорить. — Я понимаю, вначале у тебя были причины подозревать меня, но потом, когда ты узнал правду…

Поймет ли она, если он скажет ей его правду? Достаточно ли она его любит, чтобы принять его и понять его уязвимость? Придется пойти на этот риск, подумал Вере. Придется дать этот залог, оказать ей это доверие — ей и их будущему.

Тяжело вздохнув, он начал.

— Твое присутствие напоминало мне… кое о чем, чего я не хотел признавать.

— О чем? — спросила Сэм. Во рту у нее пересохло, сердце стучало неровно и беспокойно.

— О моей… о моей уязвимости.

Вере никогда не говорил, что чувствовал, когда потерял родителей, но Сэм заслуживала того, чтобы он был перед ней искренним. Кроме того, он обнаружил, что и сам хочет рассказать ей об этом.

— Драксу и мне было чуть больше двенадцати лет, когда погибли наши родители. Мы были дружной семьей. Отец и мать очень любили друг друга. Их неожиданная смерть для нас была просто шоком, но мы были их сыновьями — наследниками нашего отца. Мы ощущали свой долг перед страной и народом, и наше горе не должно было заслонить его.

Он беспомощно взмахнул рукой.

— Это нелегко объяснить. У нас были обязанности, но у нас были и собственные чувства. Что касается меня… то это были одновременно и страх, и гнев, и чувство потери. Мы так любили их… Особенно мать… Она была… такая ласковая… такая теплая. Мы были в том возрасте, когда начинали чувствовать себя слишком взрослыми, чтобы быть ее «мальчиками», и в то же время все еще нуждались в ее заботе. Когда она ушла от нас… Боль этой потери проникла очень глубоко. Я… я не мог рисковать, чтобы подобное случилось еще раз. Не так легко мне это говорить, Сэм, и я знаю, что тебе нелегко слушать, но есть вещи, которые мне нужно тебе сказать.

Она кивнула. В ее глазах стояли слезы.

— Я не хотел любить тебя, — продолжал Вере. — И готов был использовать любой способ, чтобы избежать этого. Сначала я думал, что будет достаточно не признать это чувство и назвать его просто похотью.

Сэм поморщилась.

— Но когда тебя укусила змея, когда ты была близка к смерти, весь этот маскарад закончился. Единственное, что тогда для меня имело значение, чтобы ты осталась жива. Но даже этого оказалось недостаточно, чтобы я свернул с моего пути. Даже когда я понял, что люблю тебя, и больше не мог отрицать это чувство, я все еще боролся против того, чтобы поддаться ему, поддаться этой любви.

— Но почему?

— Причина, почему я не мог позволить себе полюбить, лежала в моем прошлом, в гибели моих родителей. Я был подростком, я разрывался между желанием быть мужчиной и страхом, что это может случиться слишком скоро. Моя мать понимала это. Она была единственным человеком, как я думал, способным понять мои чувства. Как старший сын и старший брат я считал своим долгом быть сильным. Мой отец любил меня, но, как большинство мальчиков в этом возрасте, я думал, что должен держаться с ним на равных, как мужчина с мужчиной. Я не мог показать ему, что иногда чувствовал и уязвимость, и страх перед будущим. Потерять родителей всегда тяжело, и сказать, что я был просто не готов, что у меня не было возможности с этим справиться, значит не сказать почти ничего. Я был испуган силой этих чувств. Но я был правителем Дхурана. И должен был вынести это. Ее переполняло сострадание.

— Но ты был почти ребенком…

— Я был новым правителем Дхурана, — поправил ее Вере. — Единственный способ, каким я мог с этим справиться, это сказать себе, что я уже прошел через самое худшее, что только могло быть. И я не позволю, чтобы это повторилось. Не позволю себе никого так любить, чтобы возможная потеря не могла бы поразить меня такой же глубокой болью. То, что случилось в отеле Зурана, сломало мой защитный барьер, который я считал нерушимым. Тогда я решил просто игнорировать свои чувства и представить, что ничего этого на самом деле не было. Но мысли о тебе, мучая и дразня, не давали мне спать по ночам. Я говорил себе, что это просто физическое влечение и… ненавидел себя за это. Было облегчением узнать, что ты, возможно, имела скрытые мотивы и что я должен бы презирать тебя. Но любовь имеет свою мудрость. Моя мать, без сомнения, могла бы мне кое-что рассказать, если бы осталась жива, и провела бы меня сквозь бурные течения молодости. От любви не так легко отмахнуться или заставить ее принять удобную ложь. Я оказался на самой верхушке оползня, который смел все мои фальшивые построения, и это случилось тогда, когда тебя укусила змея.