Ужас Данвича - Говард Филлипс Лавкрафт

С этого времени началось постепенное уничтожение памяти о Карвене, которое привело к изъятию его имени из городских документов и из всех номеров «Газетт». Сравнить это по духу можно разве что с запретом на имя Оскара Уайльда в течение десяти лет после его позора, а по всеохватности – с судьбой провинившегося короля Рунагура из рассказа лорда Дансейни, которого боги решили не только извести, но и предать полному забвению.

Миссис Тиллингаст, как вдова стала называть себя после 1772 года, продала дом на Олни-корт и жила вместе с отцом на Пауэр-лейн до своей смерти в 1817 году. Ферма на Потюксет-роуд, на которую не заглядывала ни одна живая душа, вскоре пришла в запустение, а потом начала с невиданной быстротой разваливаться. В 1780 году кирпичные и каменные строения еще были в целости и сохранности, а в 1880 году от них остались лишь бесформенные груды кирпичей и камней. Никто не смел даже приближаться к кустам на берегу реки, за которыми могла скрываться дубовая дверь, и никто даже не пытался восстановить обстоятельства, при которых Джозеф Карвен покинул им же порожденный кошмар.

Лишь старый капитан Уиппл, бывало, бормотал при свидетелях:

– Чума ему в бок… нечего было смеяться, коли кричишь, так кричи. Похоже, проклятый… уж не припрятал ли он чего? Моя бы воля, я бы сжег его… дом.

Известно, что Чарльз Вард узнал о своем предке Джозефе Карвене в 1918 году. И не стоит удивляться, что он немедленно и очень живо заинтересовался его тайнами. С той поры любой слух о Карвене стал жизненно важным для юноши, в котором текла кровь колдуна. Все историки и все исследователи генеалогий, наделенные талантом и воображением, повели бы себя в этой ситуации точно так же и непременно принялись бы за систематический поиск сведений о Карвене.

Что касается первых находок Чарльза Варда, то ему и в голову не приходило делать из них тайну, так что даже доктор Лиман колебался в диагнозе до конца 1919 года. Вард откровенно и обо всем говорил с родителями, хотя его матери не очень нравилось иметь в предках Карвена, и со служителями разных музеев и библиотек, в которых он работал. Обращаясь за содействием к владельцам семейных архивов, он не скрывал цели своих изысканий и разделял с ними насмешливый скептицизм в отношении авторов давних дневников и писем. Но при этом выказывал явное любопытство к тому, что произошло полтораста лет назад на ферме в Потюксете, следы которой он напрасно пытался отыскать, и кем на самом деле был Джозеф Карвен.

Когда ему в руки попались дневники Смита, а также кое-какие архивы и переписанное письмо Иедедии Орна, он решил поехать в Салем и поискать там следы деятельности и жизни Карвена, что и сделал во время пасхальных каникул 1919 года. Его весьма благожелательно встретили в институте Эссекса, который был ему хорошо знаком по прежним визитам в очаровательный старинный городок с разрушающимися фронтонами и двускатными крышами на домах пуритан, и он обнаружил там довольно много материалов о Карвене.

Теперь ему было известно, что его предок родился в деревне Салем, теперешнем Данверсе, расположенной в семи милях от города, восемнадцатого февраля (по старому стилю) то ли 1662, то ли 1663 года и в возрасте пятнадцати лет сбежал за море, явившись обратно через девять лет в платье, с манерами и выговором настоящего англичанина, чтобы опять поселиться в Салеме. Он почти не поддерживал связей со своей семьей, зато большую часть времени проводил, читая привезенные из Европы странные книги и ставя опыты с веществами, доставляемыми ему из Англии, Франции и Голландии. Его прогулки по окрестностям вызывали немалое любопытство местных жителей, которые шепотом пересказывали слухи о таинственных ночных кострах в горах.

Близкими друзьями Карвена стали Эдвард Хатчинсон из деревни Салем и Саймон Орн из самого Салема. Его часто видели беседующим с ними об их Общих Делах, и они нередко хаживали друг к другу в гости. У Хатчинсона имелся дом возле самого леса, к которому чувствительные салемцы относились с предубеждением из-за криков, доносившихся оттуда по ночам. Поговаривали, будто он принимал странных визитеров и свет в его окнах не всегда был одного цвета. Подозрительным было и то, что он довольно много знал – и не скрывал этого – о давно умерших людях и давно забытых событиях, а когда началась ведьминская паника, он исчез и больше о нем в Салеме не слышали.

В это же время исчез и Джозеф Карвен, однако в Салеме скоро стало известно, что он поселился в Провиденсе. Саймон Орн оставался в Салеме до 1720 года, пока его моложавость не начала вызывать пристальное внимание окружавших его людей. Тогда он тоже уехал, но через тридцать лет явился его сын, похожий на него как две капли воды, и предъявил права на наследство, которое он получил, так как невозможно было оспорить документы, написанные рукой Саймона Орна, и Иедедия Орн прожил в Салеме до 1771 года, пока письма из Провиденса, адресованные преподобному Томасу Барнарду и другим почтенным жителям Салема, не побудили их без лишнего шума выпроводить его подальше от этих мест.

Некоторые документы о том времени вообще и о странных событиях того времени были предоставлены Варду институтом Эссекса, судебным архивом и архивом мэрии, и они включали в себя как безобидные списки местных названий и договоров о продаже, так и весьма интересные сведения: например, четыре или пять непосредственных откликов на суды над колдунами. Так, например, некая Хепзиба Лоусон свидетельствовала десятого июля 1692 года в суде под председательством судьи Хеторна о том, что «сорок Ведьм и один Черный Мужчина сходились на шабаши в Лесу за домом мистера Хатчинсона», а некая Эмити Хау заявила восьмого августа судье Гедни, что «мистер Д.Б. (Джордж Берроуз) в одну из ночей наложил Дьявольский Знак на Бриджет С., Джонатана А., Саймона О., Деливеранс У., Джозефа К., Сьюзан П., Митабл К. и Дебору Б.». Здесь же отыскался каталог непотребных книг из библиотеки Хатчинсона, которую он бросил из-за спешного бегства, и незаконченный трактат, написанный его рукой и зашифрованный так, что прочесть его никому не удалось.

Вард заказал фотокопию трактата и, получив ее, сразу же засел за расшифровку. После августа его работа приобрела лихорадочный характер, и есть основания думать, судя по его тогдашним речам и поведению, что в октябре или ноябре он нашел ключ к шифру. Однако сам он ни разу не признался в этом.

Необыкновенный интерес представляли материалы Орна. Варду не потребовалось много времени, чтобы по почерку сохранившихся документов и письма, адресованного Карвену, доказать, что Саймон Орн и его так называемый сын – один и тот же человек. Ведь и сам Орн сообщал своему адресату о трудностях, возникших в связи с его долголетием, из-за которых он вынужден был на тридцать лет покинуть Салем и вернуться обратно в качестве собственного сына. Орн предусмотрительно уничтожил большую часть своей корреспонденции, однако граждане Салема, занявшиеся им в 1771 году, нашли и сохранили несколько писем и документов, которые привлекли их особое внимание, ибо состояли из загадочных формул и диаграмм, написанных его и не его почерками. Вард или сам тщательно скопировал их, или заказал фотокопии, а в почерке одного особенно таинственного письма, которое изыскатель сличил с книгой актов в архиве мэрии, он безоговорочно узнал руку Джозефа Карвена.