Шелковая вендетта - Виктория Холт

– Нет, но он подтвердил, что отчаянно нуждается в чем-нибудь новом... в открытии, что обрушится на покупателей как шквал... что-нибудь не очень дорогое, чтобы можно было привлечь разные слои покупателей, а не только elite[11]... что-нибудь совершенно особенное и очень дорогое для избранных... и более дешевый вариант для среднего клиента.

– И он сумеет это сделать?

– Моя дорогая Ленор, – первое, что требуется, – найти этот чудесный материал. Он думает, что во Франции тоже над этим работают, так же, как и люди у него на фабрике. Здесь идет настоящая гонка. Кто изобретет материал первым, тот получит на него право собственности.

– Так он беспокоится из-за этого?

– Я уверена, что его бизнесу требуется мощная поддержка. Иначе он может потерять все. Я так понимаю это. Сначала я думала, что он просто немного устал. У него покраснело лицо и сбилось дыхание... и он говорил со мной с большей горячностью, чем обычно. Mon Dieu! Ты слышала? Часы пробили полночь. Эти ночные разговоры, конечно, очень хороши, но мы не должны затягивать их до утра. Спокойной ночи, сокровище мое. Вскоре я уснула.

Это случилось двумя днями позже.

Мне показалось, бабушка знала, что этим все закончится. У сэра Фрэнсиса случился удар, – не очень сильный, от которого он должен был оправиться; к несчастью, это произошло вне дома.

Он был в это время в доме миссис Дарси в Сент-Джонс Вуд. Миссис Дарси пришла в ужас и немедленно вызвала доктора. Доктор нашел нежелательным перевозить сэра Фрэнсиса в таком состоянии, поэтому его оставили на несколько дней в доме миссис Дарси. Личный врач навещал больного там же. Послали за Чарльзом и Филиппом. Насколько проще все было бы, если бы это случилось с ним на Грэнтэм-сквер. Тот факт, что ему стало плохо в два часа ночи, породил массу слухов.

Чарльз сразу же взял бразды правления в свои руки. Он счел делом первостепенной важности без промедления перевезти отца на Грэтнэм-сквер. Наконец это было устроено, и все задышали свободнее, особенно, когда стало ясно, что сэр Фрэнсис поправляется.

Графиня высказалась на этот счет довольно откровенно. Дело в том, что она подружилась с бабушкой, а значит, и со мной тоже. Они много времени проводили вместе, обсуждая, что требуется для Джулии, и поскольку графиня согласилась, что ни одна портниха не сошьет таких потрясающих и в то же время элегантных платьев, как моя бабушка, между ними тут же установилось согласие.

Графиня заявила, что предпочла бы «ввести в общество» меня. Ей казалось, что во мне больше оригинальности, чем в Джулии. Джулия слишком явно проявляла свое желание понравиться. «Ей приходится прилагать слишком много усилий, – объяснила она, – и это сразу видно. Слишком стараться, чтобы понравиться кому-нибудь – грех, которого свет не прощает. Конечно, нельзя упускать возможность, если таковая представится, и нужно быть начеку, но следует притворяться при этом безразличной. Нелегко найти верный тон, но это единственный путь к успеху». И в этом отношении она считала меня способнее Джулии.

Со временем она стала настолько откровенной, что рассказала мне о себе; у нее была очень колоритная манера выражаться, которую вряд ли можно было ожидать от графини.

– Я родилась не для пурпурных одежд, – разоткровенничалась она однажды, – меня звали просто Далей Дорман. Во мне было нечто, неизменно привлекающее мужчин, особенно немолодых. Бывают женщины, которые нравятся молодым, бывают такие, которые нравятся мужчинам средних лет, а я была из тех, кто нравится старикам. Я выступала на сцене. Для таких девушек, как я – хорошеньких и с головой на плечах, это шанс. Граф обратил на меня внимание. Он внешне походил на утку, начинал впадать в детство... и был на целых тридцать пять лет старше меня. Но он любил меня до безумия, а мне очень хотелось, чтобы меня любили до безумия. Поэтому я вышла за него замуж... и десять лет была его нянькой. В общем, я его любила, я была... графиня, жила с моим старым графом в доме, почти таком же огромном, как Паддингтонгский вокзал, так же насквозь продуваемом сквозняками. Дом был не очень удобным и уютным, но мне нравилось быть леди. Потом он умер, и что мне осталось? Долги... долги... долги, и неизвестно откуда взявшийся кузен, которому достался дом. Что же касается меня, то я все еще была хорошенькой, даже в тряпье... насколько это возможно. Я стала осматриваться вокруг себя и думать, что можно предпринять. В конце концов, я была графиней Бэллэдер, а это само по себе уже немало. Поэтому я начала вывозить молодых девушек в свет и тем зарабатывать себе на жизнь. Мне удалось найти несколько хороших клиентов. У меня были свои взлеты и падения, и я рада этому. Я была просто Далей Дорман, которая умела задирать ноги не хуже других девчонок; и я была женою графа. Можно сказать, что я посмотрела на жизнь с обеих сторон. И мне это помогает. Я могу понять проблемы других людей. И я научилась одной вещи: никогда никого не осуждать и не обвинять, потому что мы всегда знаем только половину истории. Взять хотя бы сэра Фрэнсиса. – Она улыбнулась нам. – Он мне нравится. И я знаю, как обстояло дело. Хорошо, что все так обошлось. Но если бы он умер в постели этой женщины, то это подлило бы масла в огонь. Выход Джулии пришлось бы на время отложить. Конечно, теперь, после смерти Альберта, при дворе уже не так строго соблюдаются условности. Тот был ярым поборником строгой морали и любил перекладывать грехи отцов на головы их детей. Ее Величество не настолько сурова. Но если бы сэр Фрэнсис умер в постели любовницы, как бы мы сумели удержать прессу от обнародования такого пикантного факта? Да, это стало бы концом дебюта Джулии.

– Эта их связь, – спросила бабушка, – она давно продолжается?

– О, годы и годы. У них устойчивые отношения. Сэр Фрэнсис не заводил никаких случайных связей. Бедная миссис Дарси, она так расстроена.

Из-за болезни сэра Фрэнсиса нам пришлось продлить наше пребывание в Лондоне, и мы задержались, по меньшей мере, еще на неделю. В одну из наших ночных бесед бабушка заговорила со мной о сэре Фрэнсисе.

– Как говорит графиня, его нельзя в этом винить, – сказала она. – Он хороший человек. Он полюбил миссис Дарси, и она его тоже. Это было похоже на брак.

– Но как же леди Сэланжер?

– Леди Сэланжер замужем за своими недугами. Ты же сама видишь. После рождения Касси она заявила, что больше не хочет иметь детей. У мужчин есть свои потребности... и если он не может удовлетворить их там, где это положено, тогда он начинает искать выход в другом месте.

– Значит, сэр Фрэнсис нашел миссис Дарси?

– Можно сказать и так, – кивнула она. – Но его нельзя винить за это. Он заботится о леди Сэланжер. Выполняет все ее прихоти. Он никогда не был к ней недобрым, недобрые люди – настоящие грешники.

В моей памяти всплыло воспоминание о том, как Чарльз убегал по ступенькам, оставляя меня в пугающей темноте; и я подумала о мальчишках, которые убили собаку Вилли.

Она была права. Недобрые люди – настоящие грешники.