Операция "Анти-вуду" - Анастасия Дробина

Внезапно Полундра поняла, что стоят и молчат они совершенно зря.

— Ой! Пашка! Соня! А вдруг это работает?! А вдруг она все-таки умеет?! Вот мы тут стоим и ничего не делаем, а она, гангрена, Терезе вредит?! Парни, надо же делать что-то!!! Остановить ее как-то!

Соня переглянулась с Пашкой, собралась было что-то сказать — но не успела. Потому что Батон вдруг поднес ко рту сложенные ладони и издал долгий и тоскливый волчий вой. Пронзительный звук разнесся, казалось, по всему кладбищу, и Полундра даже присела. Атаманов уважительно поднял большой палец. А Нина на перекрестке резко обернулась, и ребята увидели ее перекошенное от ужаса лицо. Казалось, она не может пошевелиться от страха. Юлька подумала, что на ее месте тоже застыла бы надолго.

— Пашка, ребята! — вдруг прошептала Соня. — Видите фонарь вон там?

Шагах в двадцати, у кладбищенской стены, действительно тускло мигал голубой фонарь.

— Идите туда… только капюшоны накиньте все… и стойте не двигаясь! Прямо под фонарем! Подойдете, только если я позову!

— А ты? — так же шепотом спросил Пашка.

— Полторецкий, можешь ты раз в жизни меня полушаться?! — прошипела Соня. Она встряхнула густые распущенные волосы, позволив им падать на лицо, подтянула ворот водолазки выше носа. Медленно вышла из-за надгробия и, волоча за собой по глубокому снегу длинные полы пальто, пошла прямо к Садовской.

Оцепенев от страха, Нина молча смотрела на то, как к ней приближается высокая женщина в черном. Свет луны светил незнакомке в спину. Лицо ее было скрыто густыми волосами.

— Кто… кто вы? — хрипло спросила Нина по-португальски.

— Ты пригласила меня в Россию, дочь моя, — ответил ей низкий звучный голос. — Так будем говорить по-русски. Я — та, кого ты звала. Я — хозяйка перекрестков, Мама Бриджит. Ты звала — и я здесь.

— Почему… вы… такая?.. — заикаясь, спросила Нина.

— Я разная. — Женщина в черном наклонилась к ней, и девушка отпрянула. Она уже почти не помнила, зачем пришла на кладбище: горло сжал смертный страх, не дающий даже кричать.

— Ну? — насмешливо спросила женщина в черном. — Чего ты хотела от меня? Говори, я слушаю тебя. И не обманывай Маму Бриджит.

— Я… ничего не хотела… я пойду домой… — пролепетала Нина, закрывая лицо руками.

— Ничего не выйдет, — тихо рассмеялась ориша. — Обернись.

Девушка послушалась… и, заскулив от страха, обхватила плечи руками. У кладбищенской стены, в синем, мертвенном свете фонаря неподвижно замерли четыре черные фигуры с капюшонами на головах. Три высокие и одна — пониже.

— Это мои дети. Ты знаешь их всех, — спокойно пояснила Мама Бриджит. — Они не позволят тебе уйти, пока ты не расскажешь мне все. Что сделала тебе малышка Тереза? Ты хотела ее смерти? Это очень серьезно. В чем она повинна?

— Она… отобрала мою роль в спектакле… Она красивее меня… Лучше играет, лучше танцует… Все наши парни только на нее смотрят! Почему, с какой стати?!

— Даже Дэн?

— Нет! Дэн — мой! Он все сделает, как я говорю! Он любит меня! Он говорил, что может убить для меня!

— Он дурак. И ты дура. Та рейка в театре могла покалечить многих людей… если бы не вмешались ориша и не спасли невинных. А Тереза все равно осталась бы невредима. — Женщина в черном тихо рассмеялась. — Да знаешь ли ты, какая защита у Терезы?! Все ориша любят ее! Даже Барон Самди, хозяин перекрестков, хранит ее от беды! Даже мои дети не позволят мне причинить ей вред! А твое колдовство могло обернуться против тебя самой. Хорошо, что мои дети не дали тебе его закончить!

Нина тихо всхлипывала от страха, стараясь не смотреть на высокую фигуру в черном. Больше всего на свете ей хотелось оказаться у себя дома, под одеялом, рядом с мамой и папой. И черт с ней, с этой стервой Аскольской… Кто же мог знать о ее защите?!

— Вынуждена тебя разочаровать, — жестко сказала тем временем Мама Бриджит. — Тереза будет играть главную роль! И останется красивее и лучше тебя. И все будут смотреть на нее и восхищаться ей. А ты — давись своей злобой! Оставайся мерзкой болотной жабой! И пока эта злость сидит в тебе — ты не будешь счастливой! Это я тебе говорю — хозяйка перекрестков, Мама Бриджит! И не смей больше тревожить богов ориша! Никогда, никогда, никогда! Иначе жизнь твоя станет черной, как моя одежда.

Отвернувшись от трясущейся Нины, черная женщина плавно повела рукой. Четыре фигуры в капюшонах молча, неслышно отошли в тень. Место под фонарем опустело, и Нина, заметив освободившийся путь, с придушенным воплем кинулась прочь. На снегу осталась смятая скатерть. Соня, наклонившись над ней, с любопытством разглядывала лежащие на ней предметы. Это были кукурузные зерна, положенные в чашку и смешанные с какой-то тягучей жидкостью, несколько яблок, курага.

— Это что? — тихо спросила подошедшая Полундра.

— Подношения Маме Бриджит, — пожала плечами Соня. — Значит, она действительно ее вызывала…

— Соня, что это было? — незнакомым голосом поинтересовался Пашка. — Я почти не слышал, что ты ей говорила… но ты бы видела ее лицо! Меня — и то мандраж прохватывал!

— А я вообще чуть дуба не врезала! — с чистой совестью созналась Полундра. — О-о, жаль, Нино Вахтанговна этого не видела! Она бы тебя на руках в свой театр принесла и на сцену поставила! Соня, тебе правда надо в театральное училище!

— Через мой труп! — мрачно сказал Пашка. — Королева моя, объясни наконец, как ты до этого додумалась?

— Полторецкий, ни до чего я не додумывалась, — устало сказала Соня, завязывая в узел скатерть с дарами для Мамы Бриджит. — Это была импровизация. Мы же, в общем-то, догадывались, что эта Нина активно вредит Терезе, так? А если она вышла ночью на кладбищенский перекресток — значит, она будет призывать Маму Бриджит. Вот она… то есть я… и пришла.

— А мы кого изображали?

— Детей Мамы Бриджит, — вздохнула Соня. — Богов ориша. Надо сказать, вы были убедительны.

— Ничего себе… — проворчал Атаманов. — А если бы эта Нинка догадалась?

— Могла бы вполне, — согласилась Соня. — Если бы не была так перепугана. И если бы я не перехватила инициативу. Меня она первый раз в жизни видит — я даже лицо закрыла на всякий случай. Я сама, не дав ей открыть рта, начинаю говорить про Терезу, вспоминаю билонго, порчу, ориша — все то, чего никто, как она думает, не знает. Как Нина могла усомниться? К тому же декорации подходящие — ночь, кладбище, тишина…

— Бр-р-р! — содрогнулась Полундра. — И… что ты ей сказала?

— Сказала, что Терезу хранят боги ориша и что все колдовство теперь обернется против самой Нины.

— Не слишком ли жестко, королева моя? — без улыбки спросил Пашка.

— Не слишком! — отрезала Соня. — Эта Нина призналась, что хотела убить Терезу колдовством! Убить, понимаешь?! И верила в это! Вот и пусть теперь трясется… В следующий раз пусть сначала подумает, прежде чем гадить кому-то! Только потому, что этот «кто-то» талантливее и красивее! О-о, как же я ненавижу таких! И ей всего-то пятнадцать лет, что же из нее вырастет?!