Леди не по зубам - Ольга Степнова

Я в ярости отбросил телефон в траву.

– Эй! – крикнула из воды Беда. – Никто не хочет приобщиться к природе?! Вода как парное молоко!

Викторина вдруг встала, разделась и, оставшись в одном белье, крикнула Элке:

– А слабо наперегонки на тот берег?!

– Бизя, хлебальник закрой! – заорала Элка, и я вернул на место отпавшую челюсть. Не знаю, что меня больше всего поразило: предложение Лаптевой поплавать наперегонки, её откровенно шикарная фигура, вечно задрапированная длинными юбками и нелепыми кофтами, или… её слишком дорогое бельё, насколько я мог понимать в этом.

– Давай, учительница, – согласилась с предложением Лаптевой Элка. – Только, боюсь, пороху у тебя не хватит! – Она вышла на берег и приказала мне:

– Засекай время! Сейчас все увидят легендарный, беспрецедентный заплыв двух очаровательных фей через реку Ктобзнал! На старт, внимание, марш!

Они разбежались и, поднимая брызги, вбежали в воду.

Я, конечно, забыл посмотреть на часы, да и смысла в этом не было никакого – всё равно в темноте с этого берега не было бы видно, кто первым с точностью до секунды выплывет на тот берег.

Я позволил себя опять открыть рот.

– Вика! Вика! – начал скандировать Ганс, обозначая, за кого он болеет.

– Элла! Элла! – заорал Герман Львович.

– Бе-да! Бе-да! – опомнился я.

И только Рон безмятежно дрых у костра. Ему были по фигу спортивные страсти.

Элка была отличной пловчихой, но ей пришлось туго. Лаптева рассекала упругое течение, словно катер с мощным мотором. В какой-то момент я понял, что Беда может потерпеть позорное фиаско, и с утроенной силой заорал:

– Бе-да! Бе-да!!! – Я даже начал скакать, как фанат на футболе. Если Элка не выиграет этот заплыв, более-менее мирному существованию нашего коллектива придёт конец. Впрочем, если выиграет, будет, наверное, ещё хуже…

Они приплыли на тот берег одновременно. Занимающийся рассвет позволил увидеть, как девушки вышли из воды, упали на землю и о чём-то долго переговаривались. Потом встали, разбежались и размеренно поплыли обратно, уже не наперегонки.

– Ничья вроде, – разочарованно сказал Ганс.

– И слава богу, – махнул рукой Герман. – Хуже нет, когда одна из женщин в чём-то лучше другой.

Элка и Викторина вышли на берег мокрые, запыхавшиеся и довольные.

– Лаптева у нас, оказывается, мастер спорта по плаванью, – гордо сообщила Беда. – Нет, представляете, она мастер, а я любитель! А пришли одновременно!

– В последние годы я почти не тренировалась, – скромно сказала Викторина, подходя к костру, чтобы обсохнуть. Ганс сбегал в автобус и притащил полотенце. По тому, как он смотрел на Викторину, я понял, что есть опасность новых страстей.

«Поскорее бы уж добрать до монгольской границы», – тоскливо подумалось мне.

– А я, Элла, пожалуй, прочитаю ваш детектив! – улыбнулась Викторина. – Человек, который хорошо плавает, не может плохо писать!

Все засмеялись и уселись петь у костра. Элка, которая это дело терпеть не могла, отчего-то тоже поддержала гитарное сообщество и с кислой миной начала подпевать «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

Кажется, в коллективе назревало единодушие.

Я тихо ретировался. В автобусе было невыносимо душно, я открыл все окна, лёг на кровать и провалился в сон.

Мне приснился восточный базар.

Я сидел по-турецки, а вокруг меня лежали мешки с гуманитарной помощью.

– А ну подходи, налетай! – кричал я. – Лучшая в мире гуманитарная помощь! Одеяла, трусы, наволочки, витамины, консервы! Возьму недорого, три рубля за мешок!

– Пять! – вдруг строго скомандовал голос Троцкого откуда-то сверху. – Пять рублей за мешок, а то Нэлька бамбук на сандал[6]поменяет!

Это неправда, что я всегда беру сюжеты из головы.

Дело в том, что по профессии я журналист, а у всех журналистов есть привычка на уровне рефлекса – писать о том, что видишь и слышишь.

Да, почти все мои сюжеты… из жизни.

Но упорство, с которым все задают вопросы: «Откуда вы берёте свои сюжеты?» и «Каковы ваши творческие планы?» меня удивляет.

Неужели все люди так стандартно, одинаково мыслят?

От этого вывода хочется застрелиться.

Нестандартно мыслить – это дар божий. Есть, правда, опасность прослыть идиотом. И оттого я все свои нестандартные мысли стараюсь держать при себе. И уж тем более, не излагать их в своих детективах.

Люди так уж устроены, что чтобы добиться у них успеха, нужно быть простой и понятной.

Хочу ли я добиться успеха?

Да, я хочу успеха, славы и денег. Особенно денег, потому что деньги – это свобода. А деньги, заработанные собственным трудом – это трижды свобода, потому что ты никому ничего не должен.

Пока мне платят мало. Но я верю, что тиражи вырастут, а гонорары взлетят до небес. И тогда… я стану богатой, успешной, знаменитой и бесконечно счастливой.

Впрочем, счастье у меня уже есть. У него два метра роста, внимательные глаза и бесконечное желание меня понять, какие бы фортеля я не выкидывала и какие бы нестандартные мысли не озвучивала. Такое счастье ни за какие деньги не купишь. Но иногда мне кажется, что… это тоже очень банально, стандартно и неперспективно – иметь такое счастье. Иногда мне кажется, что своим счастливым браком я потакаю общепринятым правилам и ненавистному стандартному мышлению. И тогда…

Тогда мне хочется ущипнуть своё счастье, слегка взбаламутить его, добавить туда соли, перца, а то и дёгтя.

Потому что больше всего на свете я не люблю штампы.

Потому что больше всего на свете я ненавижу, когда мне задают вопрос «Откуда вы берёте свои сюжеты?»

Если бы мне нужно было спросить о чём-то интересного человека, я задала бы вопрос:

– А какой величины пузырь из жвачки вы смогли бы надуть?!

Ответ на этот вопрос, мне кажется, может многое рассказать о человеке.

Барнаул встретил нас жарой и пробками на дорогах.

До аэропорта мы добирались два с половиной часа.

Герман беспрестанно пил воду и утирал пот со лба огромным несвежим платком. Ганс разделся до пояса и напевал под нос заунывную армянскую песню. Викторина вдруг вздумала ныть, что хочет мороженого.

Тяжелее всего было Рокки – у него была длинная шерсть и полная невозможность высказаться насчёт духоты и длинной дороги.

Бизя молча маневрировал в потоке машин, с беспокойством поглядывая на часы. Самолёт, на котором прилетал Елизар Мальцев, должен был приземлиться через тридцать минут.