Ночь Безумия - Лоуренс Уотт-Эванс

Лорд Ханнер не сразу понял, что уже проснулся: все вокруг было слишком непривычным, и сперва он решил, будто видит сон. Однако постепенно он вспомнил прошлую ночь и начал узнавать комнату, в которой находился.

Это спальня дяди Фарана в особняке на Высокой улице – особняке, про который дядюшка никогда ничего не рассказывал Ханнеру.

Ханнер смотрел в обрамленное полированной медью зеркало – оно стояло на прикроватном столике, наполовину скрытом занавесями, и в нем отражалась бронзовая статуэтка, изображающая занимающуюся любовью пару, а дальше – обнаженная мраморная женщина.

Вот почему он решил, что спит: до прошлой ночи подобные скульптуры он видел лишь в садах и парадных залах, и никогда – в спальнях.

Комната тонула в полумраке, но раз Ханнер хоть что-то видит, значит, солнце уже взошло, ведь лампу перед тем, как уснуть, он задул. Ханнер сел.

Свет проникал сквозь ставни и шторы. Ханнер откинул черное шелковое покрывало, сполз с кровати и прошлепал к ближайшему окну. Он раздвинул занавеси и отворил ставни; деревянные створки распахнулись настежь.

Внутрь хлынул свет, заставив Ханнера щуриться и моргать; сперва ему показалось, что он смотрит прямо на солнце. Когда же зрение прояснилось, он понял, что солнца вообще не видно, а прикинув, как расположен дом, сообразил, что окна спальни выходят на север. Его обманул контраст между темнотой зашторенной комнаты и яркостью летнего утра.

Окна выходили на балкон над садом. Ханнер открыл створку и вышел в жар летнего утра. Слева, за стеной, он видел кусок Коронной улицы; прямо перед ним та же улица бежала к перекрестку с Купеческой. Напротив, за садом, стоял, как показалось Ханнеру, купеческий дом – торговец жил над своей лавкой, – а за стеной справа виднелся сад и еще один особняк.

По теням деревьев в саду Ханнер заключил, что сейчас должно быть, середина утра, что-нибудь между восходом и полднем. Он не собирался спать так долго – впрочем, ложиться прошлой ночью так поздно он тоже не собирался.

Прошло уже несколько утренних часов, и с неразберихой которую вызвала загадочная новая магия, вполне могли уже разобраться и кое-что даже успеть исправить.

Ханнер искренне надеялся, что так оно и есть. На видимых участках Коронной и Купеческой улиц никаких разрушений заметно не было – разве что пешеходы и повозки почти отсутствовали, но Ханнер прежде заглядывал в эту часть города редко, а потому и судить, нормально это или нет, не мог. Хорошо виден ему был лишь соседний квартал; ни дыма от горящих домов, ни летающих вдалеке чародеев он разглядеть бы не смог, но те, кого он видел, шли, а не бежали. Добрый знак – и все же, подумалось Ханнеру, успокаиваться пока рано.

Возможно, все кончилось, а возможно – это лишь затишье. Ну, ладно, сказал он себе: глядя из дядюшкиного сада, все равно ничего не разглядишь, кроме того, что в оформлении сада дядюшка проявил куда меньше фантазии, чем в украшении дома. Дорожки были прямыми и широкими, клумбы и живые изгороди – незамысловатыми, статуи – редкими.

Хочешь знать, что происходит, – пойди и выясни. Ханнер вернулся в комнату и взялся за сапоги, мечтая еще и о чистой паре носков.

Еще через минуту, полностью одетый, он был в коридоре. Берна, как он и ожидал, видно не было. У дядиной кровати висел шнур от звонка, но Ханнер не хотел пользоваться им. Не увидел он и никого другого – ни Альрис, ни чародеев. Снизу, однако, доносились голоса. Ханнер начал спускаться по лестнице.

Он был на полпути вниз, когда из дверного проема у подножия лестницы выглянула головка Рудиры. Ее длинные волосы были в полном беспорядке, неуложены и спутаны – если в ее комнате и была расческа, Рудира ею не воспользовалась. Румяна она тем не менее смыла, и это вместе с ярким солнечным светом – а ночью Ханнер видел ее лишь при свете факелов – превратило ее в совершенно другого человека, моложе и привлекательнее, во всяком случае, на взгляд Ханнера.

Ханнер заметил, что одета она в те же самые алые тунику и юбку, мятые оттого, что Рудира в них спала; впрочем, спросил себя Ханнер, а что еще ей было надеть? Он и сам в той же одежде, что и вчера.

Разница в том, решил он, что его наряд куда более подходит к обстановке, а кроме того, дневной свет не обнаруживает ветхости ткани, как в одежде Рудиры.

– А вот и ты! – сказала она. – Мы заждались!

Ханнер не знал, как ей ответить, а потому отвечать не стал; вместо этого он просто кивнул и продолжал спускаться. Рудира встретила его у последней ступеньки, взяла за руку и повела в столовую.

– Милорд. – Берн возник, едва он переступил порог, и низко поклонился. – Я накрыл для тебя во главе стола – как я понял, дядя твой к нам не присоединится?

– Насколько известно мне, до новых распоряжений он останется во дворце.

– А эти люди – они останутся?

– Пока не знаю, – сказал Ханнер. – Мы обсудим это позже.

– Осмелюсь сказать, их слишком много, чтобы я один мог достойно обслужить всех. Если вы останетесь, не лучше ли будет вызвать остальных слуг? У твоего дяди весьма большой штат.

– Я сообщу тебе о нашем решении, – проговорил Ханнер, проходя мимо и переводя взгляд на находящихся в столовой людей – и на саму столовую.

Комната была велика – что и неудивительно в таком-то особняке. Центр ее занимал великолепный инкрустированный слоновой костью стол из блестящего незнакомого Ханнеру дерева, по обе стороны которого стояла дюжина дубовых кресел; одно кресло – побольше, с высокой спинкой – находилось во главе стола. Вдоль восточной и западной стен выстроились четыре изящных буфета, полки и ящики которых блестели инкрустациями; в трех из четырех буфетов верх был застеклен, и за одним из этих стекол что-то двигалось; поскольку для домашнего животного место это подходило мало, Ханнер решил, что дядюшка Фаран раздобыл какую-то оживленную чарами утварь.

Все четыре стены украшали зеркала; три больших витражных окна, частью прикрытых кружевными занавесками, выходили на южную сторону – во двор и на Высокую улицу. В северной стене была большая плотно прикрытая скользящая дверь, а в восточной – две маленькие, сейчас отворенные.

Вокруг стола сидели семеро – по три чародея с каждой стороны и в дальнем конце – сестра Ханнера леди Альрис. Еще четверо чародеев стояли или прохаживались по комнате, не считая Рудиры, которая стояла у Ханнера за плечом. Очевидно, они о чем-то говорили – он ясно слышал с лестницы их голоса, но сейчас все молча смотрели на Ханнера. Ни одного из четверых пленников сюда не привели.

– А где... – начал он.

– Пленники заперты в их комнатах, – ответила Рудира, прежде чем он успел закончить. – Остальные еще спят.

– Если желаешь, милорд, я их разбужу, – предложил Йорн, стоявший у стены.

– Нет необходимости. – Неуверенно, чувствуя себя неуютно под взглядами дюжины пар глаз, он пересек комнату и занял место во главе стола.