Сущность зла - Лука Д'Андреа

Ведь в конечном итоге я был всего лишь городским недоумком, разве нет?

Время от времени с нарочитой небрежностью я задавал вопросы.

Эльмар и Луис, вне себя от счастья, принимались рассказывать истории, которые в баре «Лили» все слышали бессчетное количество раз.

Мне открылось то, о чем книги из музея поведать не осмелились.

Несчастные случаи. Смерти. Смерти нелепые, смерти прискорбные, смерти беспричинные, смерти, случившиеся сто лет назад. Случившиеся много веков назад. Легенды, начало которых встречалось хохотом, но которые неизменно заканчивались очень плохо.

Одна меня особенно поразила. Речь в ней шла о таинственном народе фанес, и оба, Эльмар и Луис, клялись: История эта — с большой буквы.

Народ фанес — древнее племя, которое, согласно легенде, жило в мире и согласии. Оно ни с кем не воевало, и его вожди правили справедливо и мудро. Все шло чудесно до тех пор, пока целый народ вдруг не исчез без следа. В единый миг. Фанес — местность километрах в десяти к северу от заповедника, но Эльмар и Луис были убеждены, что злая сила, стершая с лица земли древний народ, происходила из Блеттербаха. Гиблое место, уверял Луис. Именно там бензопила сделала «заг».

Тем же вечером я проверил по Википедии все, что странная парочка из «Лили» нарассказывала мне. С величайшим изумлением я обнаружил, что они не соврали. Народ, населявший Фанес в конце бронзового века, исчез в мгновение ока. Вот он был, а вот его нет.

Фокус-покус.

Самые правдоподобные гипотезы предполагали вторжение с юга, возможно из Венето, племен более развитых и агрессивных. Но войны оставляют следы, а не было найдено никаких свидетельств подобного нашествия. Ни останков, ни наконечников стрел, ни пробитых щитов или массовых захоронений. Только легенды. Луис и Эльмар заслужили по кружке форста.

8

В середине ноября произошло два события.

Первое: Луис угостил меня пирожком с начинкой из воздуха.

Второе: у пирожка с начинкой из воздуха появился слабый привкус крови.

1

Вечер в «Лили» прошел приятно. Эльмар удалился рано, из-за артрита. Луис, как обычно, был общителен и разговорчив. Мы поиграли в ваттен (я делал успехи, хотя и подозревал, что своими победами обязан скорее добросердечию противников, чем собственному умению) и выпили по паре пива.

На земле лежал снег толщиной сантиметров двадцать, а температура воздуха опустилась ниже нуля на пару градусов. Ни ветерка.

— Ты не проводишь меня до дому, Американер? — проговорил Луис, показывая на свою пустую штанину.

Я вовсе не нужен был Луису, чтобы добраться до дому. В самый гололед он феноменально орудовал своими костылями. Он хотел поговорить со мной вдали от чужих ушей. Действительно, когда мы остановились у крыльца, он предложил выпить по стаканчику, просто чтобы согреться. Испытывая странное возбуждение, смешанное с любопытством, я согласился.

В комнатах Луиса царил беспорядок, чего и можно было ожидать от вдовца, всю жизнь прожившего среди лесорубов, валя деревья. Но было чисто, и я не мог не оценить вкус, немного старомодный, с каким старик обставил гостиную. Правильное определение — «уютная», шесть букв.

Судя по фотографиям в рамках, развешенным по стенам, здесь Луис когда-то был счастлив.

— Твои дети?

— Марлен и Мартин. Она архитектор, живет в Берлине. У Мартина транспортное агентство в Тренто. Дела у них идут хорошо. Дом Марлен — проходной двор, там вечно толпятся художники, я об этой публике и слышать не хочу, но дочка счастлива. Мартин твоих лет, у него сын. Еще маленький.

Он протянул мне стопку граппы с весьма многообещающим ароматом.

— Как зовут внука?

— Франческо. Ему три годика, на Рождество они приедут навестить меня.

Я поднял стопку:

— Ну, тогда за твою семью.

— За Блеттербах, — отозвался Луис.

Я так и застыл в растерянности с поднятой рукой. Луис подмигнул мне, чокнулся и выпил граппу залпом, глядя мне прямо в глаза.

— За этим ты меня сюда пригласил?

Он кивнул:

— Возможно, Эльмара ты и обведешь вокруг пальца, ведь, благодарение Господу, он ходит по большому каждое утро, с первыми петухами, и зрение у него единица на оба глаза, но что до головы… не знаю, ясно ли я выразился.

Щеки у меня пылали.

— Вернер знает? — спросил я.

Луис покачал головой:

— Если и знает, то не от меня. Но в «Лили» ходят не только Эльмар да твой покорный слуга.

Я выругался про себя.

— Вернер, — продолжал Луис, — человек влиятельный, уважаемый. Таким людям незачем спрашивать.

— Но мне… — начал было я, запинаясь.

— Тебе не нужно оправдываться, Американер. Не передо мной, во всяком случае. Перед тестем? Возможно. Перед своей совестью? Обязательно. Разве что ты из тех, кто понятия не имеет, что такое совесть. Но непохоже. Ты ведь не из таких?

— Нет, не из таких.

«Б» как «брехня».

Или почти.

— Я так и думал. Поэтому пригласил тебя сюда. Хотел дать тебе совет.

— Что за совет?

— Народ в Зибенхохе простой. Нам только и надо что горячей еды вечерком, работу, крышу над головой да с десяток внучат на старость лет. Проблемы нам не по нраву. Нам и так в нашей глуши забот хватает, чтобы чужих неприятностей искать на свою голову.

— А я — чужой.

— Почти что так, — отвечал Луис, вторя Командиру Крюну, — серединка на половинку.

— Имею право выпить пару пива в «Лили», но не должен совать нос в дела, которые меня не касаются.

— Ну, не так грубо, парень. Не так уж мы предубеждены, не до такой степени. Люди у нас хорошие. Почти все. Знаю, чего наслушалась твоя жена у Алоиза, и думаю, что это свинство. Настоящее свинство. Но чего ждать от человека, — тут он показал на пачку «Мальборо», которая высовывалась у меня из кармана рубашки, — если он даже детишкам продает яд?

— Спасибо за предупреждение, Луис, — сказал я после долгой паузы.

— Ты только не преувеличивай. Предупреждение вот какое: Вернер приглядывает за тобой, а если Вернер что-то унюхал, лучше держать ухо востро. Но он тебя любит и всегда поступает по справедливости, как сам ее понимает. Он неплохой человек. Когда он переехал в Клес, многие у нас огорчились. Его нам не хватало. Но он понимает справедливость не так, как я ее понимаю. Знаешь, как всегда говорила моя жена? Чтобы у ребенка потекли слюнки, нужно запретить ему есть пирожок.

Он захихикал.

Сердце у меня в груди забилось быстрее.