Четвертый жених - Лиана Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему нравились ее чувство юмора, ее словечки и поговорки, ее оптимизм не меньше, чем ее поцелуи.
— Смотри, чтобы тебя не услышали, иначе все сразу догадаются, что ты — не янки.
Энни свернула салфетку и положила ее на стол. На ее губах была улыбка.
— О том, что я не янки, догадаются с первого моего слова. Мой техасский акцент слишком явен.
Грант подумал о женщинах, прошедших через его жизнь. Ни к одной из них он не испытывал ничего подобного тому, что испытывал к Энни. Даже к Сьюзен. Со Сьюзен все было похоже на взрыв, после которого не остается ничего, кроме опустошения.
У Сьюзен был типичный взрывной нью-йоркский характер. И теперь ему надо быть очень осмотрительным, чтобы сохранить с ней деловые отношения, столь важные для него. А Энни представляет собой реальную угрозу, особенно если Сьюзен решит, что Грант оставил ее ради Энни.
— Итак, где ты намерена искать работу учителя? — затеял Грант безопасный разговор.
— Сначала я должна узнать требования, а затем отнесу свое резюме, прежде всего в частные школы, где администрация более лояльна к иногородним.
— Резонно.
— Грант, я понимаю, о чем ты хочешь спросить, — сказала Энни, подавшись вперед. Ее пальцы коснулись его руки, и Гранта словно парализовало. — Обещаю, я не стану тебя долго обременять.
— Энни…
— Я все понимаю. Мама всегда учила меня, что нельзя злоупотреблять гостеприимством. Я завтра же займусь поисками жилья.
— Зачем?
— Разве я мало доставила тебе проблем? — со смешком спросила Энни.
— Ты мне не доставила никаких проблем, — солгал Грант.
— Конечно. Я всего лишь вынудила тебя жениться на мне, привезти в Нью-Йорк, поселить у себя в квартире…
— Это не проблемы. — Проблемой были чувства, которые она у него вызывала.
— Послушай, Грант. Ты не должен беспокоиться обо мне.
— Я и не беспокоюсь. — Я просто хочу помочь тебе. Я хочу быть с тобой.
— Тогда почему? — спросила Энни. — Почему ты делаешь это?
Если бы я знал. Грант не мог разобраться в себе, но понимал, что им движет не просто альтруизм. Его желание помочь было достаточно эгоистичным, потому что больше всего он боялся, что она исчезнет из его жизни.
— Скажем, я просто хочу помочь. Не из-за Гриффина и не из чувства вины. Из-за тебя самой.
Их взгляды встретились, и между ними будто протянулась тонкая нить. Но одного вздоха, одного опрометчивого слова, неосторожного движения было бы достаточно, чтобы она лопнула.
Грант решил тщательно контролировать себя. Он не хотел испугать Энни, он хотел заботиться о ней, как о раненом животном.
— Десерт? — спросила официантка. Они очнулись. Но воздух между ними все еще вибрировал.
— Нет, спасибо, — хрипловатым голосом отказалась Энни, не отводя взгляда от Гранта. — Я не голодна.
Но в ее глазах Грант увидел голод другого рода. Голод, который испытывал он сам.
Сейчас или никогда, подумала Энни, входя в квартиру Гранта.
Не делай этого, взывал голос разума.
Ну же, сделай это! — ободрял голос сердца. В конце концов, что ты потеряешь?
Свое сердце. Голос разума был безжалостен.
Раздираемая сомнениями, Энни колебалась. Что ей делать? По каким правилам играть? Или перестать сомневаться и начать действовать решительно — ведь это ее новая жизнь, в которой она вольна поступать, как ей хочется?
Но… как отреагирует на это Грант? Вдруг он отвергнет ее?
Энни не могла поверить, что она всерьез замышляет соблазнение. Это оказалось даже интереснее, чем подготовка к свадьбе. Кроме того, если он ее отвергнет, это случится не на виду у всего города. Правда, возможно, это будет даже больнее.
— Спасибо за пиджак, — поблагодарила Энни, сбрасывая его с плеч.
— Не за что.
В полумраке лицо Гранта казалось высеченным из гранита. Если бы она только знала, о чем он думает…
— Грант…
— Энни…
Это прозвучало одновременно, и оба замолчали. Казалось, что повисшая тишина вибрирует. Энни слышала отдаленный шум машин, тиканье часов, гул кондиционера, но как бы фоном.
— Я… — начала она, чтобы нарушить молчание. Но разве может она объяснить словами свои чувства, свои желания, свои потребности?
— Что?
— Мне не нужен Гриффин, — выпалила она.
Грант смотрел на нее в замешательстве, приподняв одну бровь.
— Ясно. И что же тебе тогда нужно?
Не что, а кто. Но не может же она сказать: «Ты!»? Или может?
Что бы сделала жительница Нью-Йорка? Женщины, живущие здесь, представлялись Энни загадочными, изысканными, смелыми. Может быть, она бы выпустила изо рта струйку сигаретного дыма и, покачивая бедрами, уверенно направилась в сторону спальни. Но сигаретный дым вызывал у Энни кашель. Кроме того, она почему-то была уверена, что Грант не любит курящих женщин. А может, эта гипотетическая женщина с решительной прямотой выложила бы все карты на стол, назвав вещи своими именами? Внезапно Энни почувствовала себя неопытной, наивной, смешной и очень захотела домой. Она не принадлежит этому городу.
Но она не струсит и не уедет.
— Я не хочу домой, в Техас.
Господи, что она мелет? Что бы она ни сказала, все не то.
— Мы же уже говорили об этом. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. — Грант пристально вглядывался в нее, как будто боялся, что она сошла с ума. — Ты в порядке?
Может, она слишком много размышляет? Не лучше ли поддаться слепому инстинкту?
Энни сглотнула ком в горле и сократила расстояние между ними. Она дотронулась до пуговицы на его рубашке, почувствовав, как у Гранта перехватило дыхание и напряглись мышцы груди. Привстав на цыпочки, она заглянула ему в глаза, и ее пронзила уверенность, что она все делает правильно. Будь что будет!
Прикрыв глаза, она потерлась губами о его губы, а затем поцеловала.
Ошеломленная собственной смелостью, в первый момент она ничего не ощутила. Но уже мгновение спустя почувствовала тепло и нежность его губ. Грант не отстранил ее с презрительным видом, но и не сделал попытки прижать к себе крепче и поцеловать в ответ. И что ей теперь делать? Так и стоять с прижатыми к его рту губами? Чтобы оценить ситуацию, Энни осторожно приоткрыла один глаз и тут же наткнулась на внимательный взгляд Гранта.
— Энни, — произнес он у самых ее губ, — ты понимаешь, что делаешь?
— Д-да. Целую тебя.
Почему он спрашивает? Энни хотела отодвинуться. Но Грант крепко схватил ее за талию и с самой сексуальной улыбкой на свете произнес: