Ожерелье из золотых пчел - Наталья Барабаш

– Ты и правда такая же ведьма, как Лиля Брик! – сказал ей режиссер Вадим, с которым она отправилась к нему домой в день знакомства.

Они как-то сразу стали не только спать, но и дружить. Большая редкость, между прочим.

Так она попала в свой первый звездный сериал. А сколько потом их было! Режиссеров и сериалов.

Но оказалось: и у этого таланта – ограниченный ресурс. Изольда хотела главную роль, а ее назначали на второстепенные. Стервы на главные роли не требовались.

Она решила, что пора совершить восхождение на следующую ступень.

Продюсер. Маленький, толстый, с рыхлым пузцом. Лицо гладкое, без бровей и ресниц, будто ластиком подчищено. Лысина блестит – хочется плюнуть и растереть. А ведет себя с бабами, будто он Брэд Питт.

Вот из-за этого Брэда и превратилась ее жизнь в полный бред.

– Хочешь главную роль, детка? – изумился продюсер ее ночной просьбе. – Не засирай мне мозг! Там же наивная девочка-цветочек. А у тебя на лбу написано: сучка!

И заржал.

Изольда взвилась от злости – она не привыкла, чтобы ей отказывали.

– А ты толстый вонючий козел! С кнопкой вместо члена!

И уже на конце фразы кожей почувствовала: зря она вот это сказала. Про кнопку. Ударила по больному. Лысина у папика побагровела и он прохрипел:

– Во-он! Пошла вон!

Идти пришлось далеко. На следующий день у толстячка уже была новая любовница, высоченная моделька. А в сериале, куда только что утвердили Изольду, новая актриса. Более того, куда бы она последние полгода ни пробовалась, режиссеры отводили глаза и ненатурально вздыхали:

– Понимаешь, тут такое дело…

У продюсера и вправду оказались большие связи.

Деньги быстро кончались. Тем более что Изольда стала выпивать и нюхать больше обычного. А тут еще подошло время платить по кредиту: черт ее дернул влезть в ипотеку! Пошла за советом к другу, он и посоветовал. Теперь главное – делать все так, как он сказал. Пока идет неплохо. Но какая же тоска с этими бабами!

Изольда глянула на шагающую рядом с ней Оксану – эта корова опять что-то жевала – и почувствовала тошноту…

* * *

– Нет, я не понимаю! – злилась Рая, когда мы собрались у фонтана. Все, кроме Алекс и Димитроса.

– Он же капитан! Обязан первым соблюдать дисциплину!

Тут у нее звякнула эсэмэска.

– Номер незнакомый… – подозрительно сказала Рая. Зачитала: – «Не ждите, мы с Димой приедем прямо на яхту. Алекс».

И взвилась:

– Мог бы и сам написать, а не эта ссыкушка! С Димой!

– Алекс вообще наглая, как голубь! Из-под носа у всех мужика склевала! – поддакнула Оксана. – Кстати, где мы будем ужинать?

– Нигде! – рявкнула Рая. – Вечером у нас только зеленый чай!

– А вот минойцы еще как ужинали! – повернулась к Оксане телевизионщица Валерия, когда мы побрели к автобусу. – Зря не послушала про их пиры!

– Потому и вымерли, что ели на ночь! – буркнула Рая, мимоходом открыв тайну исчезновения древней цивилизации.

Но когда мы приехали на яхту, нам стало не до минойских пиров.

– Не торопись, дурочка! Никуда он не денется! – Арья с усмешкой смотрела на Мину, которая первой соскочила с повозки и почти бежала к воротам.

Сама она ступала по аллее в загородной вилле Галия с царственным спокойствием. Оттуда, из дома с колоннами, уже доносились звуки лиры, козлиный голосок Пелопса и дружный хохот.

В дороге Мина призналась ей, что не любит пиры. А если и заходит на праздники, то на самое начало, пока все только готовятся к веселью. Потом сбегает. Не нравятся ей пьяные объятия, скабрезные шутки, вакхические танцы.

Арья только посмеялась:

– Пиры тем и хороши, что все отдаются самым потаенным желаниям. Же-ла-ни-ям, девочка! Поверь, богам гораздо приятнее смотреть, как горит огонь страсти на пирах, а не как чадят ваши жертвенные светильники! И да, мы опоздаем. Я всегда опаздываю! Кавалеров надо томить, как похлебку. Запомни, глупенькая!

Но Мина наставления Арьи слушала вполуха. Она с трудом сдерживалась, чтобы не побежать. Вдруг Яр увидел, что ее нет, и ушел?

Наконец две юные служанки омыли им ноги в благоухающей розовой воде. И они шагнули во внутренний двор с огромным садом. Головы мужчин немедленно повернулись к Арье. Несколько молодых красавцев тут же устремились к ней, побросав своих дам.

Мина опасливо огляделась. Дом сиял вдали отблесками золота – им были покрыты все двери и часть рисунков на фресках: он сам напоминал дорогой золотой ларец.

В углу на костре поджаривался, окутывая аллеи ароматным дымком, огромный бараний бок. Столы под деревьями были уставлены серебряными тарелками с вяленым мясом, жареными перепелками, свежайшими раковинами с моллюсками, вазами с фруктами, пышными лепешками. Нарядно одетые мужчины и женщины бродили группами по цветущему саду, смеялись, и у каждого в руке была чаша. Вино в огромных амфорах стояло вдоль дорожек и у столов. У каждой амфоры дежурил мальчик-виночерпий с медным ковшом. Первый музыкант царства Галий позаботился, чтобы ни один гость не остался трезвым.

Мина вглядывалась в группы гуляющих. Яра нигде не было.

Хозяин полулежал на скамье во главе самого большого стола. Рядом с ним с одной стороны сидела нарядившаяся по такому случаю в алую юбку Климена, с другой – буйнокудрая, почти голая красавица, исполняющая роль очередной музы.

На сцене под тенью дерева кривлялся и дурачился поэт Пелопс – его всегда выбирали ведущим праздников. Толстенький, коротконогий, он водрузил на кудрявую голову венок из садовых цветов, наверное, олицетворяя Аполлона, и наигрывал что-то задорное на лире. Две его юные спутницы, изображающие нимф, били в систры-погремушки.

– Кончай бренчать, иди пить! – позвал Пелопса кто-то из толпы мужчин, пробующих вино из новой амфоры.

– Тилис, заткнись! Ты и море выпьешь, если это даром! Говорят, из-за жадности ты даже завещание написал на самого себя?

Все вокруг засмеялись.

– Импровизацию давай! – крикнул нетрезвый голос из той же компании.

– О! – бросил терзать лиру Пелопс. – Кто там у нас подал голос? Почтенный Иона? Слышал, ты так гордишься своей новой виллой, что каждый вечер высовываешь рожу в окно и спрашиваешь прохожих, к лицу ли тебе этот дом?

За столами снова раздался хохот.

– Хочешь импровизацию? Наяды, за мной!

Пелопс с шумом плюхнулся со сцены, две его спутницы соскочили следом. Лавируя между гуляющими, они остановились около почетного стола, где сидели приближенные царя. И поэт, уставивишись на одного из Советников, про которого поговаривали, что он берет взятки, затянул противным голоском: