Без лица - Хари Кунзру

Поводом к падению стал разговор с неким мистером Виггсом. Виггс был нежеланным гостем в клубе Дали, потому что навязывал всем разговоры о политике. Как и женщины, политика была абсолютно запрещенной темой. Но Виггс, учившийся на юриста, полагал, что термин «политика» подразумевает только политику различных партий, тогда как его коньком было зло националистической агитации, ставшее основной темой бесед в клубах и гостиных по всей Индии. С технической точки зрения он был прав. Однако под «политикой» любой офицер Первого Пенджабского Кавалерийского понимает «все, что я считаю скучным» — каковому определению монолог пресловутого мистера Виггса идеально соответствовал. Когда он требовал, чтобы все без исключения мятежники, распространители крамольных памфлетов и выбившиеся в люди бабу были вывезены для пожизненного пребывания на Андаманские острова, его мнение звучало здраво, но воспринималось с каменным равнодушием. Слушатели по всей длине стола подвергали анализу состояние ногтей и морщили щеточки усов в единой гримасе холодности. Прайвит-Клэмп, сохраняя глубокое и мрачное выражение лица, не заметил даже, что изложение Виггса подбирается к концу. Он был слишком поглощен мечтами о викторианском бисквите, так редко встречающемся в Индии.

И вдруг чихнул.

Этот чих привлек к нему внимание мистера Виггса, который нервно оглядывался в поисках союзников среди неожиданно отстраненных членов клуба. Он заметил задумчивое выражение на лице чихнувшего молодого человека и счел, что, по крайней мере, один собрат оценил тонкости его аргументации. Прайвит-Клэмп, глупая марионетка судьбы, поднял глаза и встретился взглядом с Виггсом. Полагая, что не лишним будет подать какую-нибудь реплику, он сказал: «Да, пожалуй что так» — и сочувственно подмигнул ему.

Этим все решилось. К ужасу Прайвит-Клэмпа, мистер Виггс (занимавшийся чем-то кошмарным в Дели) захомутал его в курительной. Он сказал — тоном, исполненным мглы и тайны, — что таланты лейтенанта Прайвит-Клэмпа расходуются понапрасну. Прайвит-Клэмп, знающий, что не проливает из них ни капли, счел должным не согласиться. Он просто сказал: «Спасибо огромное, старина» — и, как только позволили приличия, сбежал. Откуда ему было знать, что в уединении своей гостиной мистер Виггс (который, несмотря на отсутствие успеха в обществе, был влиятельным человеком) решит «протянуть ему руку помощи»? Как он мог предвидеть, что это намерение немедленно воплотится в письме, содержащем абзац о «молодом человеке, наделенном острыми политическими суждениями и подлинным пониманием проблем региона»? Кто мог предсказать, что получатель письма, некий полковник Брайтмен, занесет имя сообразительного молодого человека в памятную записку, которая со временем попадет на стол не кому иному, как сэру Дэвиду Хэндли-Скотту? Кто мог подумать, что сэр Дэвид сделает краткую паузу над этим именем и, поняв, что это — тот самый парень с ПВХ, отметит его красным карандашом?

Но все это случилось. Тремя месяцами позже Прайвит-Клэмп был повышен до капитана и откомандирован в Индийскую политическую службу, на один из наиболее желанных постов во всей империи. Для любого другого человека это был бы праздник. П.-К. был против.

Это была кабинетная работа.

Должно быть, произошла какая-то ошибка. Но, как бы он ни жаловался, сколько бы раз ни ходил к С. О., ни писал в Лондон, ни напивался, проклиная Виггса — несносную свинью, замаскированную под пуделя, — никто не принимал его всерьез. Люди либо думали, что он шутит, либо списывали все на внезапный кризис неуверенности в себе.

Ничего не оставалось делать. В возрасте двадцати девяти лет капитан Прайвит-Клэмп вошел в мир бумажной волокиты и заговоров Симлы, оказывая поддержку дьявольски сложным торговым отношениям между властью короны и сотнями туземных штатов. В Индийской политической службе значение имели только две вещи: протокол и хитрость. Неспособность воткнуть кинжал в спину нужному человеку в нужное время, тщательно соблюдая все каноны старшинства и традиции, могла привести к ужасным последствиям. Один промах, одно неуместное слово, и у вас уже был «инцидент». Все это приводило его в замешательство, и, хотя в его жизни по-прежнему были поло, кабаны и ПВХ, Прайвит-Клэмп обнаружил, что работа преследует его, как неприкасаемая собака, упрямо завывая даже посреди самой упоительной погони или из глубин долгожданной чукки[77]. Не прошло и года, как первые морщины прорезались на его лице, а привычки, связанные с виски, приобрели регулярность.

В довершение всех неприятностей сочетание скуки и секретности в новой работе отдалило Прайвит-Клэмпа от жены. Шарлотта была прямолинейной женщиной, и ей было очень трудно понять, что именно Гас делал со всеми этими бумагами, которые угрюмо притаскивал каждый вечер в их бунгало. Расспросы порождали в нем отчаяние. Как объяснить, что он живет в страхе, то и дело проверяя наличие сначала одного, затем другого торопливо исписанных листков, распиханных по карманам его мундира?

Шарлотта предпочла примириться с неизбежным и отдалась уготованному ей делу — стала Бара мэм-сахиб, терроризирующей слуг и по два раза перепроверяющей конторские книги кухарки. Мали приходилось прикладывать все усилия к тому, чтобы хрупкие английские цветы росли в жару. Дарзи приходилось детально копировать костюм хозяина, расходуя при этом меньше материи, чем нужно, чтобы прикрыть спину ребенку.

Годы шли, полого склоняясь к закату. Несмотря на отсутствие у Прайвит-Клэмпа способностей к бумажной работе и несмотря на репутацию ИПС как конторы, где могут блистать только самые талантливые, это была все та же бюрократия, где несомненная пунктуальность и внушительные кипы бумаг, высящиеся по сторонам стола, удерживали его карьеру в нужном русле. Догадайся он сразу, постарался бы, наверное, опаздывать на работу и бездельничать всякий раз, когда начальник проходит по коридору. К сожалению, это не приходило ему в голову, и досье Прайвит-Клэмпа оставалось образцовым.

В конце концов его отправили младшим офицером в один из крупнейших раджпутских штатов. К отчаянию верховной власти, махараджа этого государства питал слабость к сексуальным причудам, и против него была возбуждена целая серия исков об изнасилованиях. Прайвит-Клэмпа незамедлительно втянули в подробности частной жизни махараджи, где фигурировали танцовщики аргентинского танго, борзые собаки и некий полковой шорник в Джайпуре. Гас был шокирован. Чем глубже он погружался, тем хуже все выглядело. Англичанки. Английские породы собак. Ему пришлось держать под рукой французский словарик, чтобы расшифровывать отчеты. Когда Прайвит-Клэмп обнаружил, что его работа состоит не в том, чтобы задать парню хорошую трепку, а в том, чтобы замять дело, его обуял приступ отчаяния, и он ударился в гигантский пьяный разгул.

Вероятно, это было неизбежно. Они с Шарлоттой перестали обмениваться чем бы то ни было, кроме самых примитивных шуток. Ящик виски был хорош, его привез однокашник прямо из Глен-где-то-там-или-где-то-еще. Объем работы в этом году почти не оставил ему времени для кабанов. Поэтому, набив голову cuissade, frottage и soixante-neuf[78], он добрался до туземного борделя. И здесь проницательная мадам, увидев, что он не испытывает истинного интереса к ее девочкам, оставила его наедине с мальчиком.