Плюс сайз. Охота на миллионера - Инга Максимовская

в паре сантиметров от своего лица. – И вообще, вас никто не просил вмешиваться. Я бы сама разобралась.

– Ага, я видел, – хохотнул Завьялов, но вдруг странно всхлипнул и стал заваливаться на землю.

Черт, я ж забыла о дружках насильника, оставшихся в машине. Зато они не стерпели такого надругательства над своим лидером и активизировались, набросившись всем скопом на Захара, как степные собаки на жертву. Такого я стерпеть не могла. Смотреть, как эти уроды атакуют активно отбивающегося, но уже явно сдающего позиции хама, и не предпринять ничего оказалось выше моих сил. Хотя за кобылу можно было бы закрыть глаза на некоторые вольности нападающих.

– Юля, не лезьте, – только и успел выдохнуть Завьялов, но я была уже в броске.

Чувствуя себя неудержимой, я, вопя, как тираннозавр Рекс в брачный период, закогтилась в спину Гороха, и, не жалея наращенных сабель, начала ее драть. Несчастный взвыл, когда я начала ожесточенно кромсать на ленты кожаную куртку.

Поверьте, потом сей подвиг я не смогла повторить ни разу.

– Отпусти меня, дура! – орал он, вертясь на месте, как горящий каскадер.

Люся в это время чистила харю дружку Гороха, отрабатывая на нем удары, которые, как мне кажется, могли бы скопытить амазонского носорога влегкую. Даже не пришлось бы стрелять. Один Люсин хук – и гаплык зверюшке. Один из друзей изодранного мною мачо уже отдыхал в сторонке, закатив ясны очи в черепную коробку и разглядывая свой лишенный извилин мозг.

– Эй, вы чего? Мы так не договаривались, – пыхтела Люся, активно работая полными руками.

Ее жертва, уже не подающая признаков жизни, выглядела как кусок бездрожжевого теста, которое Люсинда месила

– Мужик, сними с меня эту кобылу! – взревел Горох, обращаясь к контуженому Завьялову, похожему сейчас на героя боевика: рубаха разодрана и покрыта пятнами запекшейся крови, губа разбита, под глазом растет и наливается красивой синевой огромный бланш. Красавец! Ну чисто мачо мен!

– За кобылу ответишь! – выкрикнула я, полоснув последним уцелевшим ногтем по его физиономии. Целила в глаз, но меткостью я никогда не отличалась.

– Все, ухайдакали гавриков, – констатировала Люся, разглядывая лежащих на земле бок о бок, похожих на кильки в банки, полудурков. – А я тебе говорила, что мужики будут штабелем ложиться к твоим ногам. Неясно только, чего они драться полезли. Я велела только припугнуть. Но, видимо, Масик мой решил, что этого будет мало.

– Так это все твоих рук дело? – зашипела я. – Какого хрена ты творишь?

– Тихо, Завьялов услышит, а это нам не с руки, – зашептала чокнутая фея, – я как рассудила: увидит твой прынц, что тебя хотят трахнуть неестественно и без согласия, и взыграет в нем ретивое. Ну а потом ты его отблагодаришь «Ах, вы такой сильный и храбрый, потому дозволяю вам, о мой рыцарь, содрать с меня распрекрасные мои фирменные трусы и принять мое горячее мерси, и все такое».

– Я тебя убью, – взвыла я, не сводя глаз с лежащего рядом с Горохом Завьялова, начинавшего подавать признаки сознания.

Ну да, ему тоже от меня прилетело. Случайно. Я просто не удержалась на вопящем Горохе и, как камень, выпущенный из пращи, сбила своей тушкой бедолагу начальника, который, тихо охнув, приложился головой о бордюр и затих, болезный.

– Опа, а это еще как это? – растерянно спросила Люсьен, глядя куда-то мне за плечо. Я обернулась и увидела паркующуюся у ресторана машину неприметного серого цвета, из которой высыпало пять похожих друг на друга, словно горошины из одного стручка, низколобых парней, смахивающих на боровов со свинофермы.

– Люсьен Гавриловна, кого надо снасильничать? – тупо спросил один из них, плотоядно поглядывая в мою сторону маленькими близко посаженными глазенками.

– Вы где шлындали, ушлепки?! – взревела Люсьен и, как мне показалось, уже удивленно посмотрела на поверженных нами берсерков. Ушлепки сжались и, став меньше размером, что-то залопотали. – Уволю! К херам! – бесновалась фурия по имени Люся.

Я подошла к Завьялову, силящемуся приоткрыть уцелевший глаз, и склонилась над ним. Вот тут-то и дал знать о себе размер лифчика, купленного чокнутой феей. Бюстгальтер расстегнулся как раз в тот момент, когда Захар все же совладал с непослушным веком.

– Я польщен, конечно, – прошамкал он разбитыми губами, разглядывая мои перси, так не вовремя выскочившие из глубокого декольте маленького черного платья, – но, ей богу, не стоило так напрягаться.

– Вы все же непроходимый идиот, товарищ Завьялов, – ощетинилась я, пытаясь вернуть грудь на ее законное место и не обращая внимания на звуки Люсиной расправы над охранниками ее мужа и ее же площадные выражения.

– А вы, Джулия Павловна, ошеломительная растыка. И вообще тридцать три несчастья, – слабо хохотнул Захар. – Жаль, что вы спрятали грудь, она мне понравилась. И теперь ваше обещанное заявление об увольнении не подпишу. Раскидываться такими ценными кадрами – верх безрассудства. И, ради бога, помогите мне встать. Терпеть не могу валяться в грязи у ног подчиненных.

– Дурак и тупица, – пробормотала я, не зная, что ответить на его издевательский спич. Надо же, ценный кадр. Он как это определил, по размеру сисек, что ли? Ну, погоди, Завьялов. А я еще тебя жалела. – Сами встанете, не сисечный, – фыркнула я и, повернувшись спиной к ошалевшему Геннадьичу, пытающемуся придать горизонтальное положение своему телу, поковыляла по тротуару в сторону дома.

Идти было легко. Метровые каблуки охрененно дорогих туфель пали смертью храбрых в бою с Горохом и его приятелями. «Треньк», – сказали трусы и упали к моим ногам. Идиот кутюрье не учел, что в них будут не только красоваться перед любимым, но еще и активно биться в уличной драке, вот они и не выдержали, несчастные. Конечно, ангелы Виктории так не корячатся на подиуме и не скачут верхом на ошалевшем Горохе, молящем о смерти.

Под моим глазом наливался красивый синяк. Интересно, почему у меня все деловые встречи заканчиваются одинаково – травмпунктом и похмельем? А завтра я уволюсь, и пусть только попробует не отпустить меня.

– Трусы мне, кстати, тоже нравятся, – выкрикнул мне вслед Завьялов, чем придал ускорения.

Наверное, сильно он башкой приложился. Нет, даже заявление писать не пойду. Пусть увольняет по несоответствию. Много чести ему видеть меня завтра такой красоткой. Хотя, думаю, он будет выглядеть не намного лучше.

Глава 24. День седьмой. О коллективной стирке колготок

– Бумммм, буммм, бумммм, – тревожным набатом колотил по моему воспаленному мозгу дверной звонок.

Я знала, кого увижу за дверью, и открывать не желала совсем.

– Открывай живо! – проорал из-за двери монстр Катькиным голосом. – А то вынесу дверь, к чертям собачьим!

Я с трудом разлепила