Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной - на Звездные войны - Олег Таругин

– Прямо дроздовцы какие-то, Добровольческая армия, офицерский полк. Будем, как в «Чапаеве», в психические атаки ходить! – хохотнул Крупенников.

Особист по привычке тяжело посмотрел на комбата. Но потом и сам усмехнулся, правда, совсем уж невесело:

– Эх, водки б сейчас… Зря ты, комбат, отказался. А вот скажи, майор, ты, часом, не добровольно на фронт пошел?

Комбат удивленно кивнул:

– Конечно, добровольно. А как же иначе-то?

– Так что ж ты, в сорок втором себя тоже дроздовцем считал?

От тяжелого взгляда особиста у Виталия даже мурашки по коже побежали.

– Шучу, – без тени улыбки прервал тяжелую паузу Харченко. – Ставим вопрос на голосование. Кто за участие в войне? Единогласно? Отлично. А вот теперь к делу, мужики. Давайте обсудим вот что…

…Обсуждение затянулось на добрых три часа. За это время успели вдоволь напиться чая и кофе, сожрать целый батон копченой колбасы (Харченко поначалу обругал ее «какой-то химикалистой», однако ж ел наравне с остальными) и булку хлеба (не вызвавшего нареканий со стороны особого отдела), не раз и не два поругаться и помириться.

А через три часа Крупенников набрал на комме персональный код Автарка и усталым, но довольным голосом сообщил:

– Докладывает майор Крупенников, согражданин Маурья. Мы согласны. Но у нас есть одно крайне важное условие, и выполнить его необходимо до завтрашнего утра. После того, как личный состав батальона…

Грот, система Электра,

созв. Волосы Вероники, 2297 год

– Вот… и… добрели… – облегченно выдохнул Дрег, пытаясь восстановить напрочь сбитое последними метрами подъема дыхание. Получалось плохо, предательский свист вырывался из разрываемой одышкой груди. Показывать слабость перед товарищами не хотелось, тем более что Вика он знал более двадцати лет и не раз ходил с ним в походы по этим же самым горам. Но тогда, в той жизни, все было совершенно иначе; тогда он не был истощен и ослаблен и над ним не висела дамокловым мечом перспектива быть сожранным ящерами. А еще у него тогда был дом в Прибрежье, прибыльный бизнес, жена и дети. Скрипнув зубами, – не вспоминать, только не вспоминать! – он сбросил с плеча винтовку и рюкзак и тяжело опустился на размытый дождем откос тропы. Товарищи поспешили последовать его примеру, не глядя, плюхаясь рядом. Дыхание понемногу нормализовалось, исчезла раздражающая пелена и «мушки» в глазах, и Дрег огляделся. Да, все правильно, несмотря на отсутствие карты и навигатора он вышел верно. Старая турстоянка «30–57», если память не подводит. Здесь, под сенью девственных Орхонских лесов, их не найдут. Или, по крайней мере, не сразу найдут…

Дождь почти перестал, однако туман еще больше сгустился. Впрочем, неудивительно, они преодолели перевал и ушли вниз метров на восемьсот, так и должно быть. Нужно разжечь костер, перекусить остатками провианта и хотя бы попытаться просушить насквозь промокшие одежду и обувь. О том, что они будут делать завтра, никто из троих беженцев даже не думал. Проживут еще одну ночь и день – уже неплохо, а там посмотрим… Жаль, нет ни палатки, ни спальников, так что ночевать придется под открытым небом, спасибо, хоть сейчас еще не поздняя осень.

– Алекс, – все еще хрипло, но уже вполне различимо проговорил Дрег. – Смотри, вон там, метрах в ста, источник. Пойди, набери чистой воды. А мы с Виком пока костер распалим.

– Так вот же еще, – попытался было оспорить решение предводителя самый молодой член отряда, встряхнув глухо плеснувшим бутыльком.

– Смени воду, заодно и фляжки наши наполни, неизвестно, дадут ли нам время сделать это потом, – покачал головой тот. – И не спорь… пожалуйста.

– Хорошо, – парень подхватил свою емкость, другой рукой прижал к груди протянутые ему фляги. – Так куда идти-то?

– Туда, – не глядя, отмахнул рукой Дрег, прекрасно помнящий это место. – Метров через двадцать уже услышишь ручей. Не волнуйся, не заблудишься. А если и заблудишься ненароком, не ори, дождись, пока мы костер разложим, и иди на огонь. Тут все как на ладони, не переживай.

– А я и не переживаю! – обиженно буркнул тот, скрываясь в тумане.

Дождавшись, пока парень отойдет подальше, Дрег спросил:

– Ну и что дальше делаем, а, Вики?

– Костер делаем… – мрачно буркнул старый товарищ.

Он уже нагреб в кучу сухую хвою и мелкие ветки и сейчас строил из них классический шалашик для разжигания. Покопавшись в карманах, вытащил шарик сухого горючего для туристов, на ощупь раздавил инициатор и торопливо поместил его внутрь сооружения. Спустя полминуты внутри загудело веселое рыжее пламя. Вик огляделся, подобрал лежащую поблизости сухую ветку, переломил о колено:

– Слушай, я все понимаю, и об этом мы еще поговорим. Но сейчас, может, поднимешь свой уставший зад и поможешь? У меня всего три капсулы осталось, а горит она, если ты помнишь, пять минут…

Дрег, смущенно кивнув, пошел за дровами, благо сухостоя вокруг было немерено.

А его товарищ, замерев, грустно глядел вслед. Будучи в прошлом неплохим врачом, он знал, что его другу сейчас нужно именно такое обращение, грубое и прямое. И врожденное отсутствие гена горячей агрессивности вовсе не мешало ему исполнять свой врачебный долг, ибо некогда было сказано, что любой врач лечит не только тело, но и душу.

Ему было проще – там, в сожженном дотла Прибрежье, полумиллионном городе в излучине реки Ветры, – у него не было родных. С первой женой он давно развелся, детей у них не было, а найти новую так и не сподобился, хватало случайных интрижек. Почему он пошел в ополчение? Ответа на этот вопрос он, честно говоря, и сам не знал. Узнал, что Дрег записался, – и пошел на вербовочный пункт. А там никого особо и не спрашивали – если инджетон сообщал, что годен физически и психически, задавали лишь один вопрос: «Согласны, согражданин?» Вот он и ответил: «Да». На счастье, как выяснилось. Поскольку все, кто не пошел в ополчение, погибли в один миг, когда по городу ударили с орбиты. А те, кто пошел… эх, ладно! Трое уцелевших из пяти тысяч здоровых мужиков «от двадцати до сорока» – нормальный такой размен, а?! А что вы хотите, если почти никто из них не решился стрелять прицельно, боясь убить врага?! А он – смог. И гордится этим! Попал не попал, не важно, но стрелял он, именно ЖЕЛАЯ УБИТЬ.

Потому что искренне любил бывать дома у Дрега, любил стряпню его жены и веселый смех дочки и сына.

Потому, что видел сплавленный кремнезем на месте города. Ровное такое поле, словно зимний каток, – только этот каток был температурой в пару тысяч градусов и фонил, будто разбившийся космобот, реактор которого дал течь.

И еще он видел серое, без единой кровинки, лицо друга. И его глаза. Сухие, выцветшие за какой-то миг, неспособные плакать…

Или, может, дело в том, что он хирург? Ну, не совсем в том, конечно, понимании, как в старину, кибермедицину никто не отменял, но все-таки?