Дочки-матери - Алина Знаменская

Что бы она тогда? Ушла от него? Но куда? Разве Женя готов к ее решительному шагу? Нет, он не готов. А она? Как все это трудно… В субботу Рожнов вернулся домой трезвый и молчаливый. Полдня молчал с видом деловым и значительным, а Наташа с Леркой стирали. Наташа не переставая думала о Жене. Она видела его сквозь расстояние, представляла в предпраздничных хлопотах — с закатанными рукавами, в фартуке. Совместная подготовка к приему гостей всегда объединяет.

Она видела, как они с женой склонились над духовкой, устанавливая противень с пирогом, как вместе режут салат…

— Мне работу предлагают, — заявил Рожнов, стараясь придать голосу небрежный тон, словно работу ему предлагают чуть ли не каждый день.

— Какую? — спокойно поинтересовалась Наташа. Оставила дочери дополаскивать белье, а сама вышла из ванной.

— Два варианта, — важничал Рожнов, не глядя на жену. — На вахтовый автобус и помещение отделывать.

— Ясно. И куда же ты решил?

— На автобус, — торжественно сообщил Рожнов и сдвинул брови. Он приготовился к: ее сопротивлению.

— Так… — Наташа вернулась в комнату и села в кресло.

Рожнов уселся на пол. Между кухней и залом и закурил.

— Тебе напомнить, Рожнов, сколько раз я в милиции твои права выкупала? — поинтересовалась Наташа, глядя в его коротко стриженный седеющий затылок. — Сколько денег на детали к твоим “пазикам”, “уазикам” и прочей дребедени я извела?

Рожнов угрюмо отмалчивался. Он хотел за руль. Это был его пунктик, и Наташа хорошо это знала. Она мгновенно вспыхнула как порох, готовая к скандалу, к ссоре, к разводу, к чему угодно, лишь бы не допустить новой катастрофы, которая, похоже, надвигалась на ее семью в виде вахтового автобуса.

— Чё ты сразу как эта! — дернулся Рожнов. — Дома я сижу — тебе не нравится. Работу нашел — опять недовольна. Что же мне теперь: сидеть и ждать, когда ты мне отыщешь что-нибудь подходящее?

— Мы с тобой, по-моему, уже договорились: за руль ты больше не сядешь, — спокойно, но твердо повторила Наташа.

Рожнов вскочил:

— Что ты командуешь? Что ты все время командуешь? За всех все сама решаешь?

— А с кем мне решать? — возразила Наташа, наблюдая за скачками некогда горячо любимого мужа. — Я вынуждена все решать сама. Ты мне не опора… Ты знаешь наши нужды? Ты в курсе, что твоей дочери зимой нечего надеть? Что у нее нет одежды, обуви? Сколько я плачу за квартиру? За свет? Сколько уходит на питание? Ты живешь как у Христа за пазухой, тебя эти “мелочи” не заботят! Ты лежишь целыми днями на диване и в ус не дуешь! Еще хочешь, чтобы я с тобой советовалась!

— Да! Вам всем все надо! У вас запросы! А ты спросила — чего я хочу? Чего мне в этой жизни надо?!

Наташа усмехнулась. Лерка вышла из ванной. Ей тоже стало интересно, чего, собственно, жаждет отец.

— И чего же ты хочешь, дорогой?

— За руль хочу. Чтобы машина была.

— Старая песня о главном, — вздохнула Лерка и вытащила из ванной таз с бельем. — Пап, мне двести рублей надо на оформление кабинета. У мамы денег нет. Дашь?

— Не встревай, — взвился Рожнов, — когда мать с отцом разговаривают!

Лерка дернула плечом и, накинув ветровку, отправилась на балкон развешивать белье. Подумав, она высунула голову с балкона и изрекла:

— У кого же мне теперь денег просить? У чужого дяди, что ли?

И захлопнула за собой дверь. В комнате воцарилась тишина.

“У чужого быстрей допросишься”, — подумала Наташа, вспомнив, как Бородин при расставании совал ей деньги, она ругалась, не брала, а он говорил — это для Леры.

И она брала. Бородин говорил: “Теперь у меня три семьи: моя, детей, и твоя”. Ей приятно было, что кто-то заботится о ней, о ее дочке.

— Сережка, давай расстанемся по-хорошему, — попросила Наташа. — Ты уйдешь от нас, оставишь нас с Леркой в покое. Алиментов нам не надо. И мы не будем возражать — за руль ты сядешь или в кочегарку. Живи своей жизнью. Дай нам жить своей.

— Замуж, что ли, захотела? — негромко спросил Рожнов, поблескивая из темноты своими уже никогда не трезвеющими глазами в красных прожилках.

— Да, я хочу замуж, — призналась Наташа, без удивления обнаружив, что Рожнов все знает… Он как бы упрекнул ее этим вопросом: мол, и так встречаешься, любовь крутишь, мол, не мешаю тебе, так тебе замуж захотелось. — Я ведь никогда себя по-настоящему замужем не чувствовала. Чтобы кто-то взял мои проблемы на себя. Чтобы обо мне заботились, спрашивали, как дела. И если дела плохи, ободрили бы, помогли. Да, Рожнов, ты правильно меня понял: я замуж хочу.

— А надо тебе это? — помолчав, спросил он. — Уж ведь не молоденькая. Думаешь, проблем не будет? Другие, но будут.

— Пусть! Пусть будут, но другие, Рожнов. Я устала от наших с тобой проблем.

— Ну потерпи еще немножко, Наташ. Вот на работу устроюсь…

— И что? — подхватила Наташа. — Неужели ты не понимаешь, Рожнов, что дело уже не в том, работаешь ты или нет. Это уже ничего не поменяет. Прикроет немного брешь в бюджете, но семью не склеит. У нас нет семьи. Семья наша строилась на любви. Любви больше нет. О то, что было, ты вытер ноги. Разве не так?

— Я, например, тебя люблю, — возразил Рожнов, но слабо, примерно зная, что ему ответят.

— Ой, Рожнов, только не надо! Я тебя умоляю! — Наташа вскочила и ушла в спальню.

Она выключила ночник и стала смотреть на телефон. Она гипнотизировала его глазами, внушала ему… но он молчал. Наконец, когда она почти засыпала, он вдруг разразился длинным междугородним звонком. Наташа подпрыгнула и схватила трубку. Голос был женский, и Наташа поняла, что сердце скачет не по делу, но унять его не смогла.

— Юля? — Она не сразу сообразила, с кем говорит. — Откуда ты? Из Вишневого? Что стряслось?

— Наташ, ты не могла бы съездить со мной по одному адресу? — донеслось до Наташи. — Если да, то я завтра за тобой заеду.

Наташа сразу подумала о Бородине, о том, как он завтра будет развлекать гостей жены, а она, Наташа, — тоскливо смотреть на телефон.

— Да, — ответила она в трубку, — съездим.

Это только звучало так скромно: “Съездить со мной по одному адресу”. Они исколесили на разных видах транспорта пол-Самары, прежде чем нашли госпиталь того ведомства, что было обозначено в бумажке. Теперь в этом пятиэтажном здании предстояло найти человека, которого Юля никогда и в глаза-то не видела.

— Ты характер ранения знаешь?

— Ничего я не знаю. Только то, что в письме.

В письме значилось ясно: воевал в Чечне, ранен, зовут Андрей Голубев.

Так они и объяснили дежурной по первому этажу.