Золото - Крис Клив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Красный текст на телеэкране: «Тебе удалось с ней поговорить?»
Синий: «Нет. Ее агент сообщила нам, что сегодня она не может дать интервью».
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты сказала мне, что работаешь в офисе.
– Прости, – извинилась Зоя. – Просто… когда люди узнают, кто я такая, происходит вот это. – Она кивнула на экран.
Молодой врач покраснел.
– Неужели ты думаешь, что я немедленно побегу к газетчикам?
Зоя на миг задержала на нем взгляд.
– Если побежишь, то хотя бы скажи им, что я не психопатка, ладно? Скажи им… Ну не знаю. Скажи, что я предложила тебе позавтракать.
Появилось изображение торговой улицы какого-то городка в дождливый день. Попрошаек под яркими зонтами было больше, чем покупателей.
«Возвращается ли доверие покупателей к торговым улицам?» – спросили белые титры.
Зоя встала.
– У меня не так много продуктов, которыми питаются обычные люди. То есть… Могу я предложить тебе рис? Или сухофрукты? Или рис с сухофруктами – если у тебя в планах сегодня ЛР.
– ЛР? – непонимающе переспросил он.
– Личный рекорд. Это когда на тренировке выкладываешься полностью и показываешь лучшее время. Для такого стоит хорошенько заправиться.
– У нас в отделении никаких ЛР не бывает. Зоя подняла брови.
– И какая же у вас мотивация?
– Реанимация в основном.
Зоя набросила на себя халат и отправилась в кухонную зону, чтобы приготовить им кофе. Он стал искать свою одежду. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было надсадное шипение кофеварки.
Одевшись, врач подошел к стойке. Зоя взяла его за руку.
– Прости, – сказала она. – Я и вправду была бы рада, если бы ты позавтракал со мной.
Он казался таким беспомощным. Зоя сжала его пальцы.
– К завтрашнему дню все выветрится, – сказала она. – Кроме того, я значусь в списке «В». Охотиться за тобой не станут. А мне бы очень хотелось с тобой еще встретиться.
– Да, но… То есть… Господи… Не знаю, готов ли я ко всему этому.
Подойдя к окну, он развел руки, будто охватывая ими величественный пейзаж Манчестера. Этот жест словно объединил ситуацию, в которой они оказались, с миллиардом тонн каменной кладки, и Зоя почувствовала эту тяжесть.
– Но ты мне нравишься, – призналась она. – Не мог бы ты наплевать на то, что обо мне говорят? Это просто зависть, больше ничего. Меня ненавидят, потому что я преуспела, а они – просто-напросто маленькие людишки, которые никогда не пытались сделать со своей жизнью хоть что-то. Сидят сиднем на заднице и посмеиваются над тем, как я живу, – крадут мою жизнь. И чем больше надо мной смеются, тем меньше у меня возможностей завязать нормальные отношения. А чем меньше у меня нормальных, человеческих отношений, тем громче надо мной смеются. В этой схватке я победить не могу, и вот теперь ты стоишь передо мной и говоришь, что тебе не все равно, что напишут в газетах. Но об этом пусть болит голова у меня, потому что это ведь я чемпионка, понятно? Да, чемпионка, вот только в главном победить не могу.
Только тут она поймала себя на том, что не смогла сдержать отчаяния, злости, и еще сильнее сжала его пальцы. Потом отпустила его руку, потупилась и судорожно вздохнула, стараясь успокоиться.
– Прости, – пробормотала она.
Он долго смотрел на нее светло-зелеными глазами, затем положил руку ей на плечо.
– Могу я записать для тебя телефон?
Он вытащил из кармана ручку, а Зоя протянула ему последний выпуск «Мари Клер», повернув журнал так, чтобы он не увидел ее лица на обложке.
– Вот, – сказала она. – Можешь писать здесь.
Он выдвинул стержень шариковой ручки и стал писать поперек рекламного лица другого, конкурирующего бренда – минеральной воды. Зоя не могла удержаться от смеха.
– Что такое? – спросил он.
– Ничего. Почерк у тебя неразборчивый. Он усмехнулся.
– Типичный врач, да?
– Ага.
Облегчение волной захлестнуло ее. Утро вышло неловким, но ведь он оставлял ей свой телефон! Чаще всего мужчины, которые ей нравились, этого не делали. Она следила за сильными и плавными движениями его руки и позволила себе поверить в то, что они еще встретятся.
Он щелкнул стопором, убрал ручку в карман и развернул журнал так, чтобы Зоя увидела многозначный номер.
Она улыбнулась. Он улыбнулся тоже.
– Это телефон моей приятельницы, мы вместе учились в медицинском, – объяснил он. – Она психолог, но я хочу, чтобы ты поняла меня правильно: она очень хороший человек, и с ней можно поговорить обо всем на свете. Мне, знаешь, трудно представить, что тебе приходится переживать из-за всего этого вмешательства посторонних в твою жизнь, но я понимаю, что жить с этим нелегко.
У Зои похолодело в груди. Она заставила себя улыбнуться, словно в этом не было ничего ужасного или постыдного, хотя ничего страшнее он не мог бы сделать именно в это мгновение долгой истории ее жизни: он выписал ей направление к другому врачу.
– Спасибо, – сказала Зоя. – Я ей позвоню.
Она опять улыбнулась. Он надел куртку, аккуратно поцеловал ее в щеку, вопросительно кивнул в сторону весьма условного замка на скользящей, оливково-зеленой двери.
– Открыто, – поняла его взгляд Зоя.
– Я буду за тебя болеть, хорошо? – улыбнулся врач.
– Ага, – весело откликнулась Зоя. – Отлично. Дверь скользнула в сторону и тут же, издав еле слышное шипение, вернулась на место и разделила их. Этот звук был не громче тихого выдоха Зои. Наконец-то она могла расстаться с улыбкой!
В отчаянии она стукнула кулаком по кухонной стойке и поморщилась: удар отозвался болью во вчерашней ране.
Она подошла к окну и долго смотрела на город.
В десять утра, когда под солнцем заблестели лужи, позвонила ее рекламный агент.
– Все в порядке? – спросила она.
– Да. Ты звонишь из-за утреннего сюжета?
– Конечно. Смотрела телевизор? Нам нужно взять ситуацию в свои руки. Если мы позволим им тебя шельмовать, от нас уйдут спонсоры.
– Со временем все стихнет.
– Ты готова рискнуть? А я думаю, следует выдать газетчикам что-что радостное и яркое, чтобы их отвлечь. То есть отвлечь нужно до того, как вся эта гадость попадет в прессу. Иначе нам грозит еще один жуткий день.
– Что же я, по-твоему, могу предложить?
– Сгодится любая позитивная фотосессия. Ты должна улыбаться. И желательно обнажиться, хотя бы немного.
– Ой, я тебя умоляю!
– Правила устанавливаю не я, не забывай, ладно? Я просто зарабатываю свои пятнадцать процентов, а ты должна этим правилам следовать.