Славянский «базар» - Сергей Зверев

– Скажешь, что к себе позвал, поразвлекаться…

Карл подвел проститутку к торговому павильону. Оставил девушку и Бунина у стойки.

– Карл у Клары украл кораллы, – улыбнулся Бунин, – а Клара у Карла украла кларнет? Вы так познакомились?

– У Карла что-нибудь украдешь! – Клара засмеялась. – Ты мне нравишься все больше и больше. Хотя мужчины мне совсем не нравятся – животные, натуральные животные. К Карлу, правда, это не относится.

– Почему?

– Потому что он в первую очередь человек, а уж потом – мужчина. Тебе таких тонкостей не понять и уж там более не увидеть. Странно наблюдать тебя рядом с Карлом. Ведет он себя, словно ты его друг.

– Мы и есть друзья.

– Не верю.

– Как хочешь.

– Ты не очень любезен – тыкаешь, а я, между прочим, старше тебя. Во всяком случае, опытнее.

– Я этого не вижу.

– Почувствуй, – Клара взяла ладонь Бунина в свои пальцы и слегка сжала их, пожатие получилось чувственным и трогательным.

– На ощупь тебе тридцать лет. Кожа уже не такая эластичная, как у девочки. Да и домашним хозяйством тебе приходится заниматься самой.

Клара хотела выдернуть руку, но Николай удержал ее.

– Я еще не все сказал, – он прикоснулся к щеке проститутки, – косметикой злоупотребляешь, пудры на тебе несколько слоев.

– Хам, – сказано это было весело.

Карл вернулся от киоска с пивом и пластиковыми стаканчиками, себе принес кофе.

– Я вижу, вы уже вовсю знакомитесь. Если бы я ходил дольше, пришлось бы отойти и не мешать вам.

– Я люблю пить из горлышка, – Клара перевернула пластиковый стаканчик кверху донышком, схлопнула его, как гармошку, и сделала пару глотков прямо из бутылки.

– Ты не пьешь, а отсасываешь, – Карл пригубил чашку.

– Тебе дело? Ты тоже хам, как и твой юный друг.

– Мне до всего дело, – Карл разительно изменился: если в скверике он был напряжен и мрачен, то теперь просто искрился жизнелюбием, – ты в 343-м номере бывала? – как бы между прочим поинтересовался он.

– Триста сорок третий? – задумалась Клара. – Я бывала во всех номерах гостиницы. Но тебя, как понимаю, интересуют последние дни?

– Вот именно. Кто там живет?

Клара задумчиво чертила длинным ногтем на крышке стола замысловатые фигуры.

– Я могу знать, зачем тебе это надо?

– Нет, – отрезал Карл.

– Тогда и сам не узнаешь. Ты мне, Карл, никто. Пусть пацаны и сутики боятся тебя, как огня. Их дело. Для меня ты просто дедушка с улицы. Приятный, умный, не жадный, но… и не больше. Мне плевать, что ты в законе. Я же знаю, что ты с женщинами никогда не воюешь.

В подобном тоне разговаривать с Карлом не позволял себе никто. Для осмелившегося могло кончиться очень плохо. Но в устах молодой женщины эти слова прозвучали не обидно, а игриво. Да и смотрела Клара после этой тирады, невинно моргая, хлопая длиннющими ресницами.

– Не воюю, – на законного слова не произвели никакого впечатления. – Ты сделаешь и скажешь все, что мне нужно. И спорить мы с тобой по пустякам не станем.

Карл властно взял Клару за подбородок, заставил смотреть себе в глаза, затем резко разжал пальцы.

– Не выпендривайся перед молодым парнем.

– Ладно, – сдалась Клара, – что именно тебя интересует?

– Все.

Молодая женщина потерла виски, после пристального взгляда Карла у нее мгновенно разболелась голова.

– Была я в этом чертовом номере. Вчера ночью. Неохота и вспоминать.

– Подробности секса и извращений меня не интересуют.

– А что я еще могу знать? Для другого меня и не приглашают. Попадаются, правда, идиоты, которые пытаются всю свою жизнь рассказать или напоить зачем-то. Так мне от них блевать хочется, – Клара нервно качнула бутылку, высосала из нее еще немного пива. – Мерзкий он, хоть и обходительный не в меру. Даже деньги, и те в конверте отдал.

– Кто?

– Я почем знаю? Он мне своего имени не называл, а я и не спрашивала.

– Он араб? – без особого интереса спросил Карл.

– Мне тоже вначале так показалось, а потом…

– Что, необрезанный?

– Я всяких повидала. Тут меня не проведешь. Обрезанный, как положено. Но так трахаться может только советский мужик.

– Как именно?

– Объяснить не могу. А тебе этого и не понять. Поверь уж профессиональному чутью. Иностранец, даже самый задрипанный поляк или румын, трахается спокойно, как свободные люди. А советский так, словно боится, что в любой момент его могут застукать. Уж не знаю кто: жена, мама, дети, начальник? Молодые, кто Советского Союза почти не помнит, уже другие в постели. Вот и твой молодой друг может это подтвердить. Ты же не боишься, что тебя застукают?

Бунин набычился.

– Значит, советский он? – Законный старался выглядеть спокойно, но блестящая зажигалка вертелась в его пальцах быстро, как булава в руках у жонглера.

– Я даже ради интереса попробовала его раскручивать. Ну, знаешь, как это бывает. Сама слова всякие говорю, завожусь как будто. Самой-то все его суетливые движения до сиреневой звезды. Чувств никаких, атрофировались еще в детстве, когда отчим меня первый раз изнасиловал. Царство ему небесное, зла не держу, бог ему судья, а не я. – Клара глотнула пива. – Обычно мужики, стоит их хорошо завести, с катушек слетают, тоже в ответ чушь всякую несут или хотя бы «быстрей», «медленнее» командуют. Ну, думаю, посмотрим, на каком ты языке «шпрехать» станешь? Какие колыбельные тебе мама над люлькой напевала? Бывает, крутые московские начальники, особенно из тех, кто истинно русских из себя корчит, когда кончают – по-украински, по-белорусски, а еще чаще на тарабарщине какой-нибудь кавказской лопочут. Я уж специально и с ритма сбивалась. Так он ни слова не сказал, словно немой, а взял меня, схватил руками и, словно куклу, тряхнул так, что у меня всякая охота к дурацким экспериментам отпала. Думаю, пошел ты на хрен, сто раз нерусский, чтобы я из-за тебя синяками покрылась, как плесенью. Хочешь молчать – молчи. Мне-то какое до тебя дело? Когда выдохся, валяться не стал, сунул в зубы мне конверт с баксами и на дверь показал. Мол, вали отсюда.

Бунин почувствовал, что с Карлом Клара позволяет себе быть непосредственной, не рисуется, не манерничает.

«Развязная, но неглупая и наблюдательная, невредная сучка. Попала бы в другую жизнь, могла бы стать неплохой журналисткой. Там тоже развязность и наглость в цене. Талант, он погибнуть не может. Он только трансформируется под влиянием обстоятельств».

– Соблазнил ты меня пивом, Карл. У меня дурной характер, если до обеда хоть каплю алкоголя попробую, то потом организм требует добавлять, к вечеру непременно напьюсь. Мне только после обеда пить можно. Тогда все спокойно проходит. Вот как.