Удачная партия - Зоя Гарина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой! Аркадий Францевич! — в лабораторию зашла уборщица, которую все в институте называли исключительно по отчеству — Петровна. — Вы еще здесь? Один? А мне показалось, что вы с кем-то разговоры ведете.
— Это я сам с собой, — ответил Ковард без смущения. «Подумает, что сумасшедший? Пусть думает. Пусть хоть одна мысль появится в ее голове!» — Я, знаете ли, люблю поговорить с умным человеком.
Уборщица сделала испуганно-понимающее лицо:
— А! Ну, ежели так…
— А что вас удивляет? Думаете, я сошел с ума? Говорю сам с собой, да? — с неоправданным напором спросил Ковард.
— Ну нет, что вы! — еще больше смутившись, замахала руками уборщица и попятилась к двери. — Пожалуйста, говорите, вы ж ученый, понятное дело.
— И что вам понятно? — не отступал Ковард.
— В каком деле?
— Вот вы говорите: «Понятное дело». Какое дело?
— Да я ничего такого не имею в виду. Просто сказала.
— А я смею вас заверить, что ничего «просто» не бывает. Вот вы моете полы и думаете, что вы их «просто моете». А на самом деле вы не моете полы, а вредите чистоте научных экспериментов!
Лицо Петровны залилось краской, и она в силу своего противоречивого характера, забыв о недавнем смущении, мгновенно разгневалась на столь неоправданное, по ее мнению, заявление и перешла в контратаку. Женщина воинственно сделала шаг навстречу обидчику и, повысив голос, возмущенно спросила:
— Это чем же я врежу вашей чистоте?
— А вот этим! — напора в голосе Коварда поубавилось, но он, решительно выставив палец, указал на половую тряпку, которую Петровна держала в руках. — Это инкубатор вредных микроорганизмов! Вы думаете, что налили в ведро какой-то вонючей гадости и решили проблему? Нет! Вы ее усугубили! А в биологической лаборатории должна быть чистота, близкая к стерильности.
— Да какая ж может быть стерильность? — возмутилась Петровна и, намотав тряпку на швабру, начала мусолить полы. — Сами то чаи гоняете, то бутерброды крошите, то окна открываете — пылюку напускаете! А человек прибирает за вами все это, блюдет порядок, так вы его обидеть норовите. Интеллигенция!
По лаборатории разнесся резкий запах французского сыра, и Ковард, поняв, что схватка с пролетариатом бессмысленна, поспешил покинуть помещение.
Свежий воздух заставил Коварда еще сильнее почувствовать голод. Ноги несли его в «Веселый Краковяк».
«Не беги, а то успеешь!» — неожиданно услышал Ковард голос Злобного Я.
«Вот те на! Объявился! — невольно обрадовался Ковард. — А я думал, что ты навсегда покинул мои мозги!»
«Ха! Я не думаю, что без меня твои мозги способны контролировать ситуацию».
«Почему? У меня сегодня получилось сделать, как мне кажется, серьезный рывок в моей научной работе».
«Может и так. Я в твою научную работу не лезу — я в ней не смыслю, а вот во всем, что касается твоей личной жизни, извини, но самостоятельно ты не можешь и шагу без меня ступить. Творишь сплошные глупости».
«Это ты о чем?»
«Вот куда ты сейчас несешься?»
«В «Веселый Краковяк».
«Зачем?»
«Есть хочу».
«Ужин — это хорошо. А после ужина опять Татьяна? Ты решил накрепко связать свою жизнь с ней, так и не выяснив отношений с Эльвирой? Ты хорошо подумал?»
«Нет. Я над этим думал, но решения не принял».
«Так зачем усложнять ситуацию? Зайди в магазин, купи двести граммов докторской и пакет молока. Этого тебе хватит, чтобы не думать о еде. А мозги займи тем, чтобы определиться, где ты сегодня будешь ночевать».
«Ладно. Уговорил».
Ковард резко остановился и пошел в другую сторону. Увлеченный своими мыслями, он и не заметил, как из полумрака плохо освещенного двора вышел человек и, словно тень, стал неотступно следовать за ним.
«А может, вернуться к Эльвире?» — размышлял Ковард.
«Не думаю, что это удачная мысль, — отозвался Злобный Я. — Ты же слышал, как она решительно прошипела, что у тебя нет дома. Маловероятно, что она за полдня сумела по тебе соскучиться настолько, чтобы принять с распростертыми объятьями. Топай за колбасой и думай о том, где же все-таки ты проведешь эту ночь».
«В твоих словах есть смысл», — согласился Ковард.
Аркадий Францевич бодро дошагал до ближайшего продуктового магазина, купил себе булочку с маком, бутылку кефира и небольшое колечко тминной колбасы.
— В пакетик? — равнодушно спросила продавщица.
— В пакетик, — кивнул Ковард. — Только вы мне ее порежьте кусочками, пожалуйста.
Продавщица окинула взглядом Коварда, хмыкнув, разрезала на три части, засунула в пакет и протянула Коварду.
Выйдя из магазина, Аркадий Францевич направился на другую сторону улицы, надеясь в ближайшем дворике найти тихое местечко, где можно было бы спокойно утолить голод. Ему повезло: первый же дворик, оказавшийся на его пути, был относительно пуст. Ковард, стараясь не выходить из тени, дошел до первой свободной лавочки.
«Ну все! Хватит бегать! Если я сейчас же не поем, то со мной случится голодный обморок!» — подумал он, сел на лавочку и откусил от булочки с маком. Ковард ел торопливо и жадно, глотая плохо пережеванные куски колбасы и булочки и запивая их кефиром.
— Долго жуешь — долго живешь, — хриплый голос, неожиданно раздавшийся почти над самым ухом, заставил Коварда вздрогнуть и повернуть голову вправо.
Перед ним, широко улыбаясь, стоял тот самый бродяга с шахматной доской, которого не далее как вчера Аркадий Францевич встретил по пути на работу.
«О!» — мгновенно отреагировал Злобный Я, реакция же самого Коварда была вполне естественной для обычного человека: он испытал смешанное чувство страха и удивления, отчего поперхнулся непрожеванным куском колбасы и сильно закашлялся.
— Ну-ну-ну, — ласково посочувствовал бродяга и легонько хлопнул Коварда по спине, — нельзя так торопиться. Еда — это очень важный процесс, ритуал, можно сказать. Запейте кефирчиком. Позволите?
И бродяга сел на лавочку подле Коварда.
— Мы с вами, кажется, встречались? — спросил он.
Аркадий Францевич все еще покашливал, борясь с болевым ощущением в горле, и поэтому проигнорировал адресованный ему вопрос.
— Да-да, — ни капли не смутившись, продолжил бродяга. — Встречались. Вчера. Вы еще сказали, что в шахматы не играете. Соврали. Зачем?
— А откуда вы знаете, что я соврал? — почти без удивления спросил Ковард.
— Знаю. Мне по статусу положено.
— Это как? Что вы этим хотите сказать? Объяснитесь!
Внутри Аркадия Францевича поднялась буря. Все, что не поддавалось логике опыта, отвергалось сознанием.