Диана - Сара Брэдфорд

«Нам порой даже смешно становилось, – замечает Стивен Барри. – Она просто не хотела вести себя по-королевски». Некоторые осуждали такую фамильярность с персоналом. Тем, кто руководил прислугой, не нравилось, что их подчиненные рассказывают Диане дворцовые сплетни. Как-то раз в Сандрингеме один из служащих сделал ей выговор. «Она сидела на столе в буфетной и болтала ногами. Посмотрела на меня и спросила: „Вам не нравится, что я здесь?“ Я ответил: „Нет, ваше королевское высочество, не нравится. Совсем не нравится. Это помещение для прислуги, а вам следует находиться в гостиной и заниматься своими делами“. С этими словами я повернулся и вышел», – вспоминал этот человек[109].

Единственным членом семьи, который целиком и полностью поддерживал Диану, была ее мать, Фрэнсис Шэнд Кидд. Рейн не подпускала к Диане отца – впрочем, он еще не оправился от инсульта. Дворцовые слуги запомнили его «обаятельным, но не всегда полным сил… милым, но не готовым к решительным действиям». Болезнь тяжело сказалась на нем. А вот Фрэнсис всегда была «очень, очень решительной… она во все вникала и задавала множество вопросов». Однако если Джонни Спенсер всегда был желанным гостем во дворце, то Фрэнсис в определенном отношении оставалась персоной нон грата. И ее настороженность по отношению к окружающим неизбежно влияла на ее дочь.

«С февраля по июнь Фрэнсис постоянно приезжала и уезжала. Мне она очень нравилась: у нее были красивые голубые глаза, как у Дианы. Но потом она исчезла», – вспоминал один из работников дворца. Во время подготовки к свадьбе Фрэнсис занималась покупками для приданого. Она пыталась заставить официальных помощников рассказать ей, сколько денег получит ее дочь на покупки, но ее лишь заверили, что недостатка ни в чем не будет. Именно Фрэнсис порекомендовала Диане дизайнера интерьеров – уроженца Южной Африки Дадли Поплака. Поплак занимался оформлением апартаментов Дианы в Хайгроуве – свои комнаты Чарльз приказал выкрасить в белый цвет, а комнаты Дианы не трогал.

Главной проблемой Дианы была ее неуверенность в сочетании с твердым желанием остаться самой собой. Неуверенность делала ее подозрительной по отношению к тем, кто присутствовал в жизни принца до ее появления и кто был безгранично предан именно ему. К таким людям относились леди Сьюзен Хасси и Оливер Эверетт.

Кто-то из придворных назвал Сьюзен Хасси «Маунтбаттеном в юбке»: «Сью Хасси была целиком и полностью предана принцу. Она была для него самым близким человеком… в силу своей близости к королеве и долгой жизни при дворе она знала принца с рождения. С ней он мог чувствовать себя абсолютно свободно. Она всегда оставалась одним из его ближайших друзей». Леди Сьюзен «при ее абсолютной преданности Чарльзу страстно хотела, чтобы у Дианы все получилось, и была готова во всем ее поддержать… Невозможно было найти человека, настроенного более дружески, готового во всем помочь и умного»[110]. Диана внешне неплохо ладила с леди Сьюзен, но в глубине души относилась к ней с подозрением. Она спрашивала у Колборна: «Какое влияние эта женщина оказывает на моего мужа?»

Оливер Эверетт изо всех сил старался помочь Диане вникнуть в ту роль, которая ее ожидала. Он приносил ей биографии других консортов и даже предлагал заняться гэльским перед обязательной поездкой в Уэльс. Но она не прислушивалась к его советам. Диана никогда не читала подобных книг, а на предложение поучить гэльский со смехом ответила: «Вы шутите?» Ей не нравилось, когда люди указывали на ее невежество, обижалась, когда ей диктовали, что нужно делать. Если бы она почитала о жизни других принцесс Уэльских, то лучше представляла бы, что ее ждет: узнала бы о страданиях королевы Александры, супруги Эдуарда VII, о его неверности и длительном романе с Элис Кеппел, прабабушкой Камиллы Паркер-Боулз.

Диане стало трудно справляться с пристальным вниманием прессы к каждому ее шагу. Стоило выйти из дворца, как любое ее движение попадало в объективы фотокамер. Она нервничала и страшно боялась совершить ошибку. И все равно совершала – взять хотя бы эпизод с «тем платьем». 9 марта Диана надела черное вечернее платье без бретелек на торжественный вечер в Гилдхолле, лондонской ратуше. Сама того не подозревая, она нарушила строжайше соблюдавшуюся королевскую традицию: члены семьи надевают черное только в знак траура, о чем и сообщил ей принц Чарльз. Декольте тоже показалось слишком откровенным по королевским меркам.

«Я прекрасно помню мой первый [королевский] выход, – рассказывала Диана Эндрю Мортону. – Я страшно волновалась. Выбрала черное платье от Элизабет и Дэвида Эммануэль [Элизабет и Дэвид шили для Дианы и свадебное платье тоже]. Оно казалось мне идеально подходящим для этого случая – любая девушка моего возраста выбрала бы именно его. Но я забыла, что теперь принадлежу к королевской семье… Черный цвет был самым стильным для девятнадцатилетней девушки. Это было настоящее взрослое платье. Тогда у меня была довольно пышная грудь, и платье смотрелось замечательно… Но это оказался один из самых ужасных вечеров в моей жизни. Я не знала, можно ли выходить первой, не знала, в какой руке нужно держать сумочку – в левой или правой. Я была в настоящей панике – все получилось неправильно»[111]. Когда Диана рассказала о своих чувствах принцессе Грейс, которой искренне восхищалась, та ответила: «Не волнуйтесь, бывает и хуже!» В другой раз Диана ехала в машине с пресс-секретарем королевы Майклом Ши. Увидев огромный плакат со своим изображением, она разрыдалась. «Я не могу больше этого выносить!» – всхлипывала она.

С этого момента у Дианы начались проблемы с весом. У нее развилась булимия – она съедала огромные количества кукурузных хлопьев с заварным кремом, а потом вызывала у себя рвоту. Позже она говорила, что причиной тому стало случайное замечание принца Чарльза в момент помолвки. Он обнял ее за талию и пошутил: «О, есть за что подержаться!» Диана, как и все страдающие булимией, не могла смириться с тем, что она толстая. Ей казалось, что она сможет лучше контролировать собственную жизнь, если заставит себя похудеть.

Никто не замечал, что происходит с Дианой, кроме Кэролайн Бартоломью. Кэролайн вспоминала: «Она переехала в Букингемский дворец, и начались сплошные слезы. Малышка так похудела и побледнела, что я начала беспокоиться за нее. Она не была счастлива, постоянно находилась под давлением, и это было для нее кошмаром. У нее кружилась голова – ее бомбардировали со всех сторон. Она попала в водоворот…»[112]

Счастье ее любви к Чарльзу омрачали постоянные мысли о Камилле – этих страхов ее жених не понимал. Он считал, что, коль скоро обручился с Дианой, этим все сказано. Если другие мужчины в подобных ситуациях стараются скрывать свои чувства, то принц Чарльз, по словам его друга, «всегда открыто их демонстрировал». Он был слишком честен и слишком эмоционален, чтобы вполне осознавать последствия своих слов – об этом говорят многочисленные цитаты из его писем к друзьям, приведенные Джонатаном Димблби в официальной биографии принца.