Демоны прошлого - Вера Кауи

Сара отрицательно покачала головой.

— Тогда напиши. Сделай это прежде, чем вина парализует тебя и ты будешь пользоваться этим как предлогом…

Она отпрянула, словно от удара.

— Предлогом! Ты называешь это предлогом! Предлогом! — повторяла она снова и снова. — При чем тут предлоги, когда речь идет об адюльтере! Я прелюбодейка! Шлюха! Которую затащили в американский бордель! Которой заткнули рот подачками и которую трахнули за кусок мыла! О каких предлогах может идти речь! Мне нет никакого оправдания. И я прекрасно знаю об этом. Я вела себя как продажная девка, потому что я и есть продажная девка. И мне это совсем не нравится! Мне не нравится, что со мной сталось, не нравится, во что я превратилась. Конечно, идет война. Война все спишет. Это самое главное оправдание. Все можно оправдать войной. Я пренебрегла всеми принципами, в которых меня воспитали, — плевать, ведь идет война! Не стоит беспокоиться, сейчас ничто не имеет значения, потому что никто не знает, что может случиться завтра. К чему задумываться о будущем, которое может и не наступить?

Слезы ручьями текли по ее щекам. Лицо исказилось гримасой ярости. В приступе самообличения она выплевывала слова в лицо Эду.

— И, кроме всего прочего, я так далеко зашла в своем блуде, что, даже все прекрасно сознавая, не в силах остановиться, я продолжаю и продолжаю грешить, пускаюсь во все тяжкие! Я знаю, что поступаю дурно, но мне уже удержу нет! Так что перестань болтать о каких-то предлогах. Я в них не нуждаюсь. Мне все равно нет никакого оправдания.

Она закрыла лицо руками, будто желая спрятаться от окаменевшего взгляда Эда, и разрыдалась еще сильнее.

«Господи, — думал Эд, — бедная Сара… Что же я натворил!»

Ему хотелось протянуть к ней руки, обнять, но он понимал, что это вызовет у нее отвращение. Она никого не хочет допускать к своему горю, к своей боли. Даже его, Эда. Пусть поплачет, может, слезы облегчат ей душу. Может, их поток смоет тяжесть раскаяния, разорвет путы, в которых она томится. Он и сам попал в этот капкан.

Эд подошел к туалетному столику, достал чистый носовой платок и молча подал Саре. Она взяла его, также молча посмотрела на Эда и вдруг с отчаянным плачем обвила руками его шею.

— Господи, Эд, дорогой мой! Да что же я делаю! За что я набросилась на тебя? Ты-то ни в чем не виноват. Прости, что я взвалила на тебя свои беды.

Он крепко обнял ее.

— Знаешь, чего я боюсь? — горестно проговорила она. — Когда он обо всем узнает, станет винить себя. Уж мне-то известен его характер. Он решит, что потерял меня, потому что мало любил. На самом деле все наоборот. Это я его не любила. Никогда не любила и не должна была выходить за него замуж. Я жестоко ошиблась. И моя вина постоянно напоминает мне о себе.

— Бедная моя, любимая, — хриплым от волнения голосом сказал Эд.

— Я не могу отказаться от тебя, Эд! Знаю, что должна это сделать, но не могу. Мне ни за что не следовало делать того, что я сделала, но раз уж так вышло, то, даже если мне не придется быть с тобой, я уже никогда не смогу вернуться к Джайлзу. Я слишком мало его люблю… и не так, как нужно. Я никогда даже отдаленно не чувствовала к нему того, что чувствую к тебе. Ты — все для меня, Эд. Я слабая, безвольная, неверная женщина, которая умрет без тебя. Я знаю, в чем мой долг, но не в силах его исполнить. Я слишком люблю тебя.

Она страстно поцеловала его, как всегда, пытаясь раствориться в тепле, которое он излучал, убежать от преследовавших ее демонов. Ее пальцы смело расстегнули его ремень, и Сара прижалась обнаженным телом к его телу, в котором искала спасения, которое одно могло вселить в нее уверенность в том, что все ее страдания, все жертвы не напрасны.

И она вновь обрела эту уверенность.

Он успокоил ее дерзкую, жадную страсть, направил ее в тихие воды. Эд поднял Сару на руки и отнес в кровать. Там он доказал ей, что не зря они соединились, показал, зачем они вместе. Со всей нежностью он убедил Сару в том, что бесконечно обожает ее, глубоко понимает ее страхи и мучительные сомнения и что их любовь, несмотря ни на что, восторжествует. Он окутал ее покровом своей преданности, а она с облегчением и благодарностью приняла ее, отдав Эду бремя своей вины.

Наконец она уснула. А Эд еще долго лежал, не выпуская из рук Сару и невидящими глазами глядя в темноту.

«Мы, — думал он, — достигли опасного пункта на своем пути. Отныне эта дорога станет еще более трудной. Чтобы не потерять Сару, которую на каждом шагу подстерегают демоны страха и вины, мне надо быть начеку каждую минуту».

Сара стала для него путеводной нитью, указывающей дорогу к подлинной жизни. Если он потеряет ее, то утратит надежду выбраться к тому настоящему, к чему предназначила его судьба.

Эд стал зависеть от Сары, так же как «Салли Б.» зависела от своих крыльев; без них самолет превращался в груду мертвого железа. Такой же развалиной сделался бы без Сары и он, Эд. Дело было не в сжигающем его огне желания, страстном порыве отдавать, бесконечном стремлении получать и обладать. Его любовь невозможно было измерить, ввести в какие-то рамки. Ее нельзя было определить простым «я тебя люблю». Каждое из этих трех слов таило в себе невероятно много. Кто такой «я», что значит «любить» и кто же такая «ты»? Ответы на эти вопросы предполагали знание о том, кем была Сара, кем был он и что свело их вместе. Теперь они были иными, чем восемь месяцев назад. Сейчас стало невозможным то, что было тогда, а тогда они представить себе не могли, что будет объединять и разделять их теперь. Их отношения претерпели большие изменения, так же как изменились и они с Сарой. Он сам себя не узнавал. Да и Сара стала другой женщиной. Еще никогда прежде связь с женщиной не была столь эмоционально глубокой.

Он встречался с девушками с четырнадцати лет. Десятки женщин прошли через его руки. Они никогда не доставляли ему хлопот и беспокойства. Он использовал их, наслаждался ими, беспечально расставался. Раз или два ему казалось, что он влюблен, но это скоро проходило. Интерес представляли для него только тела этих женщин, все прочее было скучным. Но с Сарой все было по-другому.

Эд так глубоко погрузился в мир отношений с ней, что все его мысли были заняты только ею. Кто она, что она, кем была, какой стала — эти вопросы роем вились в его голове. Сара стала частью его, он без нее просто не мог жить. Она будто подсыпала ему волшебного порошка, который помог Эду ощутить прелесть жизни.

Временами власть, которую она взяла над ним, начинала казаться ему угрожающей. Он утрачивает свободу, он попал в зависимость от женщины! Но, обретя свободу, он потеряет Сару. Нет уж, лучше плен до конца дней, чем жизнь без нее.

Любовь — что же, черт побери, это такое? У нее столько причин и следствий, но как определить ее саму? Ответ не получишь, исследуя образчик на предметном стеклышке под микроскопом, не постигнешь холодным разумом. В стерильной обстановке рационального мышления она чахнет и умирает.

Любовь толкала благородных, мужественных, сильных мужчин на страшные поступки. Вид обнаженной купающейся женщины толкнул Давида Псалмопевца на убийство. Любовь зачаровывает, усыпляет разум, парализует действие. Человек околдован, слеп, он не видит ничего, кроме предмета своего обожания. И все же даже в этом колдовском плену, когда они с Сарой ничего вокруг не замечали, кроме друг друга, Сара с холодной рациональностью обвинила его в том, что ее якобы затащили в американский бордель. Его поразило, что она может думать о себе в таких выражениях. В отеле действительно полно американцев с разными женщинами, но какое отношение имеет это к ним с Сарой?