Радуга Шесть - Том Клэнси

— Джон, он, наверно, следит за закрытием Олимпиады так же, как и мы. Подождем еще немного, — посоветовал Билл Хенриксен.

— Ну если ты так считаешь. — Брайтлинг обнял плечи жены и попытался успокоиться.

Даже в этот момент зрители, входящие на стадион, прошли через туманные системы и были обрызганы нано-капсулами, содержащими Шиву. Билл прав. Нельзя изменить неизбежное. Он видел это в своем воображении. Улицы и хайвэи опустеют, фермы перестанут работать, аэропорты закроются. Деревья будут наслаждаться жизнью без лесорубов, угрожающих им. Повсюду будут шнырять животные, обнюхивая опустевшие дома и, возможно, удивляясь, почему стих шум и куда исчезли двуногие существа. Наступит пир для крыс и других животных, питающихся падалью. Собаки и кошки вернутся к своему первобытному состоянию и попытаются выжить, насколько позволят обстоятельства. Растительноядные и хищные животные избавятся от преследования охотников. Разбросанные повсюду яды будут продолжать убивать, но в конце концов им придет конец, и прекратится гибель животных, которые не нравились фермерам и другим людям. В этом году больше не будет кровавого убийства новорожденных тюленей, которых безжалостно истребляли из-за их восхитительных белых шкурок. В этом году произойдет новое рождение мира... и, если для этого потребовалось насилие, оно стоит той цены, которую уплатит человечество за свои преступления. Им на смену придут люди, обладающие разумом и любовью к природе и способностью ценить ее. Это было религией для Брайтлинга и его людей. Несомненно, в их вере сохранились все характерные атрибуты религии. Они боготворили великую общую систему жизни, называемую Природой. Они сражались за нее, потому что знали, что Она любит и лелеет их. Все было так просто. Природа была для них не существом, а гигантской всеобъемлющей идеей, которая создает и защищает всех, кто близок к ней. Вряд ли они были первыми людьми, посвятившими свою жизнь идее.

* * *

— Сколько еще до Хикэма? — спросил Нунэн.

— Еще десять часов, сказал сержант бортовой службы, — ответил Пирс, посмотрев на часы. — Это напоминает мне пребывание в Восемь-Двойке. Мне не хватает только парашюта, Тим, — сказал он Нунэну.

— Что?

— Я говорю о Восемьдесят Второй воздушно-десантной дивизии, Форт Брэгг, это первая часть, в которой я служил. Все время, бэби, — объяснил Пирс ради просвещения этого безграмотного парня из ФБР. Он скучал по прыжкам с парашютом, но этим упражнением не занимались солдаты войск специального назначения. Высадка с вертолета была организована лучше и намного безопаснее, но ей недоставало шума воздуха, проносящегося мимо тебя, когда ты прыгаешь из транспортного самолета вместе со своими товарищами по взводу. — Как ты относишься к тому, что пытался сделать этот парень? — спросил Пирс, указывая на Гиэринга.

— Трудно поверить, что это правда.

— Да, я знаю, — согласился Пирс. — Мне тоже хочется думать, что на свете нет таких безумцев. Подобный замысел не помещается у меня в голове, приятель.

— Это верно, — ответил Нунэн. — У меня тоже. — Он пощупал крохотный магнитофон у себя в кармане. Является ли юридически обоснованным полученное признание? Он зачитал этому мерзавцу его права, и Гиэринг сказал, что понял их, но любой адвокат, даже недостаточно компетентный, приложит все усилия, чтобы судья не счел это признание полученным с соблюдением всех юридических норм. Он заявит, поскольку они находились на борту военного самолета, окруженные вооруженными людьми, обстоятельства принудили Гиэринга сделать такой шаг, — и не исключено, что судья согласится с ним. Он может также признать, что арест был проведен с нарушением юридических норм. Но, тут же подумал Нунэн, все это ничего не значило по сравнению с полученным результатом. Если Гиэринг говорил правду, этот арест спас миллионы жизней... Он прошел вперед, в кабину радиосвязи самолета, нашел кодированную линию и позвонил в Нью-Йорк.

Кларк спал, когда зазвонил телефон. Он схватил телефонную трубку и проворчал:

— Да? — и только потом понял, что две системы безопасности все еще продолжают совмещение. Наконец механический голос сообщил, что установилась кодированная связь. — В чем дело, Динг?

— Это Тим Нунэн, Джон. У меня возник вопрос.

— Какой?

— Что ты собираешься делать, когда мы прилетим домой? У меня записано на магнитофонной ленте полное признание Гиэринга, каждое слово, и все обстоит именно так, как ты говорил Дингу несколько часов назад. Слово за словом, Джон. Что нам делать теперь?

— Я еще не знаю этого. Нам придется, наверно, поговорить с директором Мэрреем, а также с Эдом Фоули в ЦРУ. Я не уверен, что закон предусматривает что-то настолько огромное, и сомневаюсь, что мы пожелаем привлечь их к ответственности в открытом заседании суда, понимаешь?

— Да, понимаю, — согласился голос Нунэна из другой половины мира. — О'кей, меня устраивает, что кто-то думает об этом.

— Да, мы думаем, что-нибудь еще?

— Нет, пожалуй.

— Отлично. Тогда я снова усну. — Связь прервалась, и Нунэн вернулся в грузовой отсек. Чавез и Томлинсон следили за Гиэрингом, а все остальные пытались поспать в неудобных креслах ВВС и, таким образом, убить время в этом самом скучном из перелетов. За исключением снов, как обнаружил Нунэн через час. Они не были скучными, даже наоборот.

— Он так и не позвонил, — сказал Брайтлинг, когда телевидение показывало записи основных, наиболее запоминающихся событий Олимпийских игр.

— Я знаю, — был вынужден признать Хенриксен. — Я сейчас позвоню. Он встал, вытащил карточку из своего бумажника и набрал номер сотового телефона старшего сотрудника «Глобал Секьюрити» в Сиднее, записанный на обратной стороне.

— Тони? Это Билл Хенриксен. Мне нужно, чтобы ты сделал для меня что-то очень срочное, прямо сейчас, о'кей? Отлично. Найди Вила Гиэринга и передай ему, что я прошу его немедленно позвонить мне. У него есть мой телефонный номер. Да, совершенно верно. Займись этим прямо сейчас, Тони. Да. Спасибо. — Хенриксен положил трубку. — На это не потребуется много времени. Он не может быть где-нибудь еще, разве что едет в аэропорт, чтобы вылететь своим рейсом на северное побережье. Не беспокойся, Джон, — посоветовал ему начальник Службы безопасности, по-прежнему не ощущая холодка на своей коже. В сотовом телефоне Гиэринга могла разрядиться батарея, он застрял в толпе и не может найти такси, чтобы вернуться в отель, не исключено, что около стадиона вообще нет такси — любое объяснение из множества самых невинных.

* * *

В Сиднее Тони Джонсон шел по улице к отелю Гиэринга. Он уже знал номер комнаты, поскольку они там встречались, и поднялся на лифте на нужный этаж. Тони подошел к комнате и с легкостью открыл дверь — замок не представил ни малейшей трудности, пришлось просто вставить в щель кредитную карточку и отодвинуть язычок замка. Он вошел в комнату и увидел чемоданы Гиэринга, стоящие у зеркальных дверей шкафа, а на столе лежали его билет на рейс к северо-восточному побережью Австралии, а также карта и несколько брошюр, посвященных Великому Барьерному рифу. Это показалось ему странным. Рейс Вила — он проверил по билету — должен отправиться через двадцать минут. Вил должен был уже давно быть в аэропорту, зарегистрироваться на рейс и подняться на борт самолета, но он даже не выехал из отеля. Очень странно. Где ты, Вил, — подумал Джонсон.