Битва за Рим - Колин Маккалоу

Бургунд глубоко вздохнул и тяжелой походкой приблизился к храмовому подиуму, где находилась дверь в небольшой лабиринт. Чтобы войти, ему пришлось не только наклонить голову, но и согнуться почти вдвое. Германец оказался в узком каменном помещении. Несколько дверей вели в разные стороны. В дальнем конце этого помещения размещалась железная решетка, закрывавшая узкую щель, через которую проникал свет. В этом мрачном месте хранились городские архивы и городская казна. За другой дверью содержались те мужчины и женщины, которых дуумвират приказывал задерживать до тех пор, пока кто-нибудь не брал на себя хлопоты по их освобождению. Как правило, эта камера пустовала.

Дубовая дверь толщиной в три пальца была еще ниже, чем входная. Бургунд вывернул запирающий ее болт, согнулся и протиснулся в камеру. Свет проникал сюда через зарешеченное отверстие, которое находилось выше, чем нижняя стена основания храма, а потому шум с форума сюда почти не доносился. Здесь было так темно, что поначалу Бургунд ничего не видел, пока его глаза не привыкли к полумраку.

Напрягая зрение, он наконец различил какой-то серо-черный ком, имевший грубые человеческие очертания. Кем бы он ни был, этот осужденный преступник, но он поднялся на ноги и предстал перед своим палачом.

— Чего ты хочешь? — громко спросил узник, и в его голосе послышались повелительные нотки.

— Мне было приказано задушить тебя, — просто ответил Бургунд.

— Ты германец! — резко воскликнул заключенный. — Какого племени? Давай же, отвечай мне, ты, простофиля!

Последние слова были произнесены еще более резко, но не это заставило Бургунда заколебаться с ответом, а взор свирепых и пламенных глаз, направленный прямо на него.

— Я из племени кимбров, господин.

Обнаженный большой человек с ужасными глазами казался еще больше от переполнявших его чувств.

— Что? Рабу — одному из тех, кого я завоевал в придачу ко всем остальным, — поручают убить Гая Мария?!

Бургунд вздрогнул и захныкал, закрыв руками голову и съежившись.

— Убирайся! — продолжал греметь Гай Марий. — Я не встречу свою смерть в убогой темнице от руки германца!

Завывая, Бургунд постыдно бежал прочь, оставив все двери приоткрытыми.

— Нет, нет! — завопил он, вырвавшись на открытое пространство форума и обращаясь к тем, кто находился на площади. — Я не могу убить Гая Мария! Я не могу убить Гая Мария! Я не могу убить Гая Мария! — и слезы ручьями потекли по его лицу.

Авл Бела большими шагами пересек форум и ласково взял за руки рыдающего гиганта.

— Все правильно, Бургунд, тебя не должны были просить об этом. А теперь прекрати плакать, ты хороший парень! Довольно!

— Я не могу убить Гая Мария! — повторил Бургунд, вытирая свой мокрый нос о плечо, поскольку Бела все еще держал его за руки. — И я не могу позволить, чтобы кто-либо другой убил Гая Мария!

— Никто не убьет Гая Мария, — заверил его Бела, — это недоразумение. А теперь успокойся и выслушай новое поручение. Отправляйся к Марку Фурию, возьми у него вина, одежду и доставь все это Гаю Марию. А затем отправляйся вместе с ним ко мне домой и оставайся там до моего прихода.

Успокоенный, как ребенок, гигант преданно взглянул на Авла Белу и помчался выполнять поручение.

Бела повернулся лицом к толпе, на минуту задержав взгляд на дуумвирах, спешивших из зала собраний, а затем гневно заговорил:

— Ну, граждане Минтурн, вы, кажется, собирались позволить вашему любимому городу взять на себя омерзительное убийство Гая Мария?

— Авл Бела, мы должны сделать это! — задыхаясь от быстрой ходьбы, крикнул старший магистрат. — Ведь это великая измена!

— Меня не волнует, какое это преступление, — отрезал Авл Бела. — Минтурны не могут казнить Гая Мария!

Толпа криками одобрения выразила искреннюю поддержку его речам, так что магистрату пришлось созвать собрание и обсудить этот вопрос там. Результатом стало далеко идущее решение. Гай Марий объявлялся свободным. Минтурны не могли взять на себя ответственность за смерть человека, который шесть раз был консулом в Риме и спас Италию от германцев.

— Итак, — немного позднее удовлетворенно сказал Авл Бела Гаю Марию, — я чрезвычайно рад сообщить тебе, что желаю твоего скорейшего возвращения на мой корабль с наилучшими пожеланиями от всех Минтурн, включая и наш глупый магистрат. И на этот раз обещаю тебе, что корабль немедленно отплывет и уже больше не станет высаживать тебя на берег.

Искупавшись и наевшись, Марий почувствовал себя значительно лучше.

— Я видел много доброты с тех пор, как покинул Рим, Авл Бела, но доброта Минтурн потрясла меня. Никогда не забуду это место. — Он повернулся, чтобы ответить болтавшемуся рядом Бургунду своей самой благодарной улыбкой, которая только могла появиться на его лице. — Я не забуду и того, что меня пощадил германец. Благодарю тебя.

— Ты оказываешь моему дому большую честь, находясь здесь. Гай Марий, — молвил Бела, вставая. — Но я вздохну спокойно только тогда, когда увижу твой корабль выходящим из гавани. Позволь мне сопровождать тебя на пристань. Ты сможешь выспаться на борту.

Когда они вышли на улицу, большинство жителей Минтурн уже поджидало их там, чтобы сопроводить до гавани; Гая Мария встретил поток приветствий и пожеланий, которые он принял с царственным достоинством. Затем все направились на берег с таким чувством облегчения и воодушевления, какого не испытывали годами.

На пристани Гай Марий обнял Авла Бела.

— Твои деньги все еще на борту, — напомнил тот, утирая слезы, — я отправил на корабль лучшую одежду для тебя и вино — получше сортом, чем тот, что обычно пьет мой капитан! Я также посылаю с тобой раба Бургунда, поскольку у тебя нет слуг. Город опасается за него — ведь когда вернутся солдаты, какой-нибудь местный дурак может проговориться. А он вовсе не заслуживает смерти, и я выкупил его для тебя.

— Я с удовольствием принимаю Бургунда, Авл Бела, но не потому, что беспокоюсь о тех солдатах. Я знаю, кто нанял их: это человек, у которого нет ни капли авторитета и который пытается создать себе репутацию. Сначала я подозревал Луция Корнелия Суллу, но тогда это было бы намного серьезнее. Однако если бы у консула были войска, которые он мог отправить на поиски, они бы еще не успели достигнуть Минтурн. Нет, этих молодчиков послало жаждущее прославиться частное лицо. Ну, держись, Секст Луцилий!

— Мой корабль в твоем распоряжении до тех пор, пока ты не сможешь снова вернуться домой, — улыбнулся Бела, — капитан об этом знает. К счастью, его груз — фалернское вино, и оно будет только улучшаться все время, пока ты не сможешь выгрузить его. Мы желаем тебе всего наилучшего.

— И я желаю тебе того же, Авл Бела, и никогда тебя не забуду, — растроганно проговорил Гай Марий.

Так закончился день, принесший столько волнений. Мужчины и женщины Минтурн стояли на пристани, пока корабль не скрылся за горизонтом, затем они всей толпой двинулись по домам, чувствуя себя так, словно выиграли большую войну. Авл Бела шел последним, улыбаясь про себя. В последних лучах заката ему пришла в голову великолепная идея. Он найдет величайшего на всем полуострове настенного живописца и поручит ему запечатлеть историю Гая Мария в Минтурнах. Он закажет серию огромных картин. Эти картины украсят новый храм Марики, который будет сооружен в его любимой роще. Марика была морской богиней, которая родила Латина, а дочь Латина Лавиния вышла замуж за Энея и произвела на свет Юла, — так что эта богиня имеет в своем роде особое значение для Гая Мария, ведь тот женат на Юлии. Марика была также покровительницей их города. Минтурны не совершали ничего более великого, чем отказ убить Гая Мария; и в грядущих веках вся Италия узнает об этом благодаря фрескам в храме Марики.