Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов

На самом деле такая кастрация принципиально ничего не меняет. В конце концов, ни одной только Чизхолм передавал все это время материалы предатель.

Был еще и Гревилл Винн, были и поездки самого Пеньковского за кордон — в 1961-м он трижды выезжает с делегациями в Лондон и Париж.

(Несомненно, в составе таких делегаций находились и соглядатаи КГБ, но они почему-то ничуть не обеспокоились ежевечерними отлучками полковника ГРУ. А тем временем Пеньковский, укрывшись в гостиничных номерах, часами, под магнитофонную запись, рассказывал своим новым друзьям все, что знает и помнит).

Были и другие связники.

Процитирую выдержку из стенограммы судебного заседания:

«Прокурор: Какие еще, кроме тайников, виды связи были предложены вам разведчиками?

Пеньковский: Мне был предложен еще один способ связи, которым можно было пользоваться по необходимости и при невозможности использовать уже прежние варианты связи. Для этого я должен был 21-го числа каждого месяца в 21 час 00 минут прибыть в район гостиницы „Балчуг“ и по заранее обусловленному паролю войти в связь со связником.

Прокурор: Какой был обусловлен пароль?

Пеньковский: Я должен был прогуливаться по набережной, с папиросой во рту, а в руке держать книгу или пакет, завернутые в белую бумагу. Ко мне должен был подойти человек в расстегнутом пальто, также с папиросой во рту, который скажет: „Мистер Алекс, я от ваших двух друзей, которые шлют вам свой большой, большой привет“.

Прокурор: На каком языке должен происходить разговор?

Пеньковский: На английском».

Перечитайте этот фрагмент еще раз. Такое чувство, что «друзья» Пеньковского в самом деле были с большим, большим приветом.

Я прямо-таки воочию вижу эту картину. Поздний вечер. Набережная у гостиницы «Балчуг». Поблизости — ни одного жилого дома. В гостинице — сплошь иностранцы.

И вот по этой набережной — неважно, снег, дождь или град — прогуливается полковник ГРУ с пакетом в руке, а потом к нему подходит иностранец, заговаривает по-английски и заводит в отель, кишмя кишащий соглядатаями КГБ, где даже швейцары и официанты носят под ливреями погоны с васильковыми просветами.

И ведь заводил! Как минимум одна встреча со связником состоялась у Пеньковского в указанном месте 21 октября 1961-го. Но соглядатаи опять ничего не увидели… Поразительная слепота!

Идем дальше. Если верить официальной позиции Лубянки, 30 декабря 1961-го наружка Пеньковского потеряла.

«В тот же день, — сказано в сборнике „Лубянка, 2“, написанном авторским коллективом ФСБ и предваряемом вступлением генерала Патрушева, — по описанию сотрудника был составлен словесный потрет неизвестного и передан в бригады наружного наблюдения».

19 января Пеньковского снова замечают и опознают но приметам. Но закавыка в том, что между 30 декабря и 19 января у Чизхолм и Пеньковского состоялись еще две встречи (5 и 12 января). И обе — там же: в арбатских переулках.

Но вновь наружка не замечает их, хотя должна была, просто обязана — после того как растворился в воздухе таинственный незнакомец, умеющий проверяться и отрываться от слежки (помните слова шефа КГБ Семичастного: «способ его исчезновения и был сигналом к тревоге»?) — круглосуточно не спускать с Чизхолм глаз.

А ведь никаких сверхъестественных номеров ни Чизхолм, ни Пеньковский не откалывали. Даже сверх того — действовали нарочито топорно, продолжая заглядывать в пустынную кулинарию, да еще — в антикварный магазин на Арбате, место паломничества интуристов.

Впрочем, оставим эти сомнения, списав заторможенность КГБ на постновогодний синдром. Однако и дальше заторможенности этой меньше не становится.

Пеньковского арестовали 22 октября 1962-го. А под колпак попал он 19 января, сразу после встречи с Чизхолм. (Или, если верить Виктору Черкашину, и вовсе 31 декабря).

Иными словами, предатель безнаказанно шпионил долгих девять, а то и десять месяцев, и никто остановить его не пытался, хотя именно в этот период, следуя хрестоматийной версии, и передавал он на Запад данные о ракетной программе и предотвращал Третью мировую войну.

Может, у КГБ имелись какие-то сомнения? Например, они до последнего не верили в грехопадение советского офицера и коммуниста?

Да нет же. Едва только зафиксирован был его контакт с Чизхолм, дома у Пеньковского установили спецтехнику, обложили со всех сторон, отслеживали каждый его шаг. (По крайней мере, так гласит версия КГБ).

Вскоре радиоконтрразведка пеленгует работу в квартире Пеньковского транзисторного преемника, передающего сигналы азбуки Морзе. Анализ записанных сигналов показывает их принадлежность к франкфуртскому радиоцентру ЦРУ.

В свою очередь спецтехника фиксирует, как Пеньковский перефотографирует шпионской камерой «Минокс» секретные сборники, взятые им в библиотеке ГРУ.

Одного этого вполне достаточно, чтобы сразу защелкнуть на его руках наручники. Именно так поступили, например, с коллегой Пеньковского во всех отношениях — бывшим подполковником ГРУ Петром Поповым.

ЦРУ завербовало Попова в 1954-м, когда тот работал в венской резидентуре ГРУ. В 1957-м его вернули в Москву, за связь с иностранкой уволили из разведки и отправили служить в Калинин. А в 1959-м уличили в предательстве.

Все происходило в точности, как и в деле Пеньковского. Наружка за атташе американского посольства Расселом Лэнжелли. Тот как бы случайно столкнулся с Поповым на улице и мгновенно, в одно касание, обменялся с ним каким-то предметом.

Было это 21 января 1959-го. А уже 18 февраля — меньше чем через месяц — Попова арестовали, выпотрошили, под контролем вывели на встречу с Лэнжелли, где и схватили американца с поличным.

При этом — повторюсь — к моменту своего разоблачения Попов из ГРУ был уже уволен и к секретам доступа не имел. Не в пример Пеньковскому, который не только продолжал служить в разведке, но и регулярно наведывался в гости к главкому ракетных войск. И все это — на фоне сверхсекретной операции «Анадырь», ради успеха которой Хрущев решился даже на пошлый обман американского президента.

А тут еще в Москву снова приезжает Гревилл Винн, и Пеньковский ни на миг от него не отходит, водит под ручку по театрам и ресторанам и часами засиживается в его гостиничном номере, где по обыкновению включает на полную мощность радио или воду.

Цитировавшийся уже Филипп Найтли приводит интересные подробности из жизни Винна — давнего привлеченца разведки.

«Некоторые из сотрудников (английского посольства. — Прим. авт.), не знавшие о принадлежности Винна к СИС, не могли понять, почему русские воспринимают его столь серьезно, — пишет Найтли. — Один сотрудник, не вытерпев, обратил на это внимание одного из руководящих работников Управления внешних сношений (ГК по науке и технике. — Прим. авт.). Однако последствия оказались просто удивительными. Вместо того чтобы ослабить свой интерес к Винну, русские принялись ухаживать за ним с еще большим энтузиазмом».