Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

После этого ему полегчало.

Сегодня утром у него в любом случае была запланирована встреча со страховым агентом для замены старого срочного полиса, с которой агент надоедал ему не первый год. Карузо наконец согласился. Срочный полис поначалу обходится дешево, но парень был прав, со временем он дорожал. Он договорился встретиться пораньше, чтобы вовремя вернуться в больницу.

День был погожий. Офисы страховых фирм располагались высоко в южной башне Всемирного торгового центра. Панорама будет захватывающая.

Кэти Келлер была уверена в себе. Приходилось признать, что ее презентационный проспект – просто фантастика. Возможно, сработали художественные гены Теодора Келлера. Там были фотографии обедов и банкетов, корпоративных ланчей и шведских столов, красиво дополненные меню и благодарственными письмами. Был даже снимок, на котором известный финансист ведет презентацию, а в сторонке виднеется ее столик с напитками.

У нее были фотографии рабочих бригад, включая снимок с корпоративного ланча, на который ей пришлось согнать дюжину официантов и официанток – на самом деле труппу из внебродвейского театра[107]. Это была просто чума. А еще – снимки кухни, где все сверкало металлом и выглядело нереальным. Ладно, некоторые были подделкой.

Ах да, и цветочное оформление, тоже сказочное.

У нее имелись и прайс-листы, и барные карты, и график с показом цен, которые были чуть ниже цифр у главных конкурентов. Такие штуки нравятся бухгалтерам корпораций.

Итак, она была счастлива. На ней было платье одновременно красивое и деловое. Она побьет их с обоих флангов.

За рулем находился ее жених Рик. С моста Джорджа Вашингтона открылся вид на реку за Палисадами и далекие сверкающие воды Нью-Йоркской бухты. Неописуемая красота.

Когда они помчались вдоль реки по Генри-Гудзон-парквей, Кэти не отрывала взгляда от воды. Они миновали яхтенный клуб возле Семьдесят девятой улицы и на Пятидесятых достигли просторных причалов, где швартовались, как встарь, лайнеры компании «Кунард».

Слева преобладали большие здания складского типа. Кэти достаточно хорошо знала работы Теодора Келлера, чтобы понять: где-то здесь был сделан знаменитый снимок бредущих по рельсам людей.

Пробок не было, и вскоре вдали замаячили величественные башни Всемирного торгового центра.

Кэти Келлер любила их. Ей было известно, что тридцать лет назад, когда башни только построили, некоторые заявили, что в архитектурном отношении они скучны, но Кэти так не считала. Построенные позднее небоскребы, сверкающие стеклянными фасадами, немного, может быть, и слепили глаза да подкачали в смысле оригинальности, но с башнями был другой случай. Широкие горизонтальные полосы ненавязчиво делили их на секции, благодаря чему высоченные здания странным образом превращались в нечто родное. А тонкие серебристо-серые линии, бежавшие по фасадам, ловили изменчивый небесный свет, и лица башен постоянно менялись вместе с широкими водами бухты и великим Гудзоном, что находился на севере. Сердце порой замирало, когда угол здания вдруг вспыхивал и пламенел, как меч, поймавший луч солнца.

Ей нравился вид из Сохо, где они возвышались над крышами, подобно величественным соборным башням.

Всемирный торговый центр надвигался справа, а Либерти-стрит была прямо по курсу. Рик затормозил и высадил Кэти.

Горэм вошел в гостиную в шесть сорок пять утра. Разостлав на полу оберточную бумагу, он осторожно снял со стены рисунок Мазервелла, упаковал его и перевязал. Мэгги еще принимала душ. Интересно, заметит ли она, что он ушел раньше ее? Она будет недовольна, но история вышла слишком скверная. Рисунок принадлежал не им. Взяв пакет под мышку, Горэм вышел из дому.

Сара Адлер уже ждала его в «Редженси», и они сразу принялись за завтрак. У нее был чрезвычайно свежий и деловой вид: с портфелем, простая и элегантная в кремовых жакете и юбке.

Она объяснила, что собралась в небольшой банкирский дом, где понадобились картины для украшения офисов. Перед заключением договора ей нужно изучить пространство и оценить партнеров.

– И на что вы будете смотреть? – спросил Горэм.

– Выясню, достаточно ли они хороши для моих художников.

Она чрезвычайно развеселилась, когда он вручил ей пакет и с некоторым стыдом признался, что Мазервелл украшал его гостиную больше тридцати лет.

– Конечно, вам не хотелось с ним расставаться, – сказала Сара Адлер. – Очень приятно, что и вам он понравился. Вы знали, что это я подарила его вашему отцу?

Нет, признался он, не знал.

– И вам ничего не известно о наших отношениях?

Он вновь был вынужден признать свое неведение.

– Помните девушку из Бруклина в его книге «Верразано-Нэрроуз»?

– Конечно.

– Так это я.

У Сары ушло не много времени на рассказ.

– Я ничего не сказала мужу. У меня счастливый брак, но у каждой женщины есть тайны. А после, когда книга прославилась, мне не хотелось, чтобы пациенты мужа говорили: «О, да это та самая девушка!» Во всяком случае, не в те времена. Ваш отец тоже не раскрыл рта. Он был хороший человек.

– Судя по книге, вы были очень близки.

– Он сделал мне предложение, и я чуть не согласилась. Была бы вам мачехой. Что скажете?

– По-моему, вышло бы замечательно.

– Может быть. Тогда было трудно. – Она приняла задумчивый вид. – Ваш отец был в своем роде выдающейся личностью. Чтобы в те времена человек с положением Чарли да вздумал жениться на девушке из Бруклина, из семьи консервативных иудеев… Чарли был большой вольнодум.

– Пожалуй, да. Я любил отца, но он меня, наверное, немного разочаровал. По-моему, он мог добиться большего. Возможно, если бы женился на вас.

– Как знать? – пожала плечами Сара Адлер. – Я прожила слишком долго, чтобы верить в возможность предсказывать людские поступки. Но книгу вашего отца будут читать. Его запомнят. Много ли ваших предков мы помним?

– Наверное, нет.

– А вы похожи. Вы мне напоминаете его.

– Мне кажется, мы очень разные.

Сара Адлер расстегнула портфель и вынула какой-то предмет:

– Вы знаете, что это такое?

– Вроде какой-то индейский пояс.

– Так и есть. Вампумный пояс. – Она развернула его. – Посмотрите на узор. Правда, прекрасный? – Она бросила на него взгляд. – Он что-то значит, конечно, хотя мы не знаем что, но в то же время это чистое абстрактное искусство. Это ваша семейная реликвия, однако Чарли отдал ее мне. Он вставил ее в рамку, но она слишком большая, и я с утра вынула. Мне кажется, эта вещь должна находиться у вас.