Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

за местом салтановым с аршин от него к стене выше головы ево аршина с полтора или с два на золотом шнуре висела кисть длиною будет в аршин на многих прядях низана великим гурмышским жемчугом, а внизу у той кисти висел изумруд с курячье яйцо или больше, зело чист и зелен. А по обе стороны той кисти висели другие такие ж великие жемчужные две кисти ж, только те без изумрудов. А промеж ими было расстояние по сажени или по полуторы сажени. У палаты у той, в которой салтан сидел, свод подписан золотом и розными красками, а стены черепичные ценинные, устроена изрядным мастерством. А рундук послан бархатом золотным. А палата вся послана ж однем великим шолковым с золотом нарочно на то устроенным по красной земле посланием. Да в той же палате кругом висело 16 паникадил хрустальных.

И вшед посланники в палату, кланялись салтану в пояс, не снимая шапок, а поклонясь, говорил чрезвычайной посланник салтану речь… И, изговоря речь, паки поклонились салтану в пояс же»[1227]. На этом аудиенция закончилась.

Через день после приема у султана, 26 июля, состоялась отпускная аудиенция у великого визиря. В визирскую палату вошли посланники со свитой из 23 человек. «А вошед в тое палату, сели на уготованных стулех, бархатом червчатым прикрытых, блиско везирева места. И, немного помешкав, вышел из другой палаты от везиря чауш-баша и, поздравя посланников, по-прежнему пошел к везирю. А потом пришел великий везирь, а перед ним шли вышеименованной чауш-баша да кегая его, везирской, да Александр Маврокордат. А за везирем шел рейзэфенди и нес на руках салтанова величества грамоту и ево, везирской, лист во устроенных мешках, салтанская в объяри серебряной, а везирской лист в отласном красном. И, пришед, сел везирь в прежнем месте в углу междо двумя подушками, а посланником велел сесть на тех вышереченных устроенных стулех. Платье на нем, везире, ферезея зуфяная темновишневой цвет на горностаях, челма суконная малиновая небольшая, исподней кафтан отласной белой, в руках держал четки жемчужные с изумруды. Подле везиря стояли: с правую сторону рейзэфенди и держал в руках салтанскую грамоту и везирской лист да Александр Маврокордат с сыном, а с левую сторону кегая везирской да чауш-баша и иные чиновные везирские люди. И было в той палате всех с 60 человек. А как великий везирь и посланники сели, и Александр Маврокордат говорил посланником, буде есть у них, посланников, какое везирю предложение, и они б говорили. И посланники говорили, что иных никаких дел ко объявлению у них нет, а желают они слышать соответствования от великого везиря на прежнее свое письменное предложение о гробе Господни и о святых местах иерусалимских». Визирь сказал, что поданную ему ранее записку о возвращении святых мест грекам он «выразумел и ведает подлинно, что те святые места бывали и у греков и у армян во владении, а потом по некакому случаю отданы римлянам». Однако ж впредь будет сделано по прошению великого государя, и святые места будут от «латинников» взяты и возвращены по-прежнему грекам. Даны им те святые места на время, а не совсем.

Он, визирь, будет стараться, чтобы по желанию царя святые места были у греков, а не у других. Таким образом, то «обнадеживание», или обещание возвратить святые места грекам, о котором так много говорил посланникам патриарх Иерусалимский, было им визирем дано, и будущий великий посол мог на него опираться. Посланники заявили, что донесут о том государю. Затем они подали визирю письмо с ходатайством по нескольким пунктам, касавшимся возвращения пленных и устройства церковных дел православного населения, о возвращении 37 человек полоняников, взятых с русского корабля, об отпуске султаном нескольких человек пленных «московского и казацкого народа», сколько человек султан отпустить изволит, о позволении вывозить в Россию пленных, отпущенных их господами по вольным листам, об освобождении и отпуске на родину старого полоняника Степана Антипова, который 45 лет живет в работе на новом императорском дворе, об отпуске на родину русского священника, служившего в тюремной церкви, об отпуске другого, белорусского, священника, приехавшего в Константинополь выкупать из плена свою попадью с дочерью «малою девочкою», о восстановлении нового сербского патриарха во всех его правах и о возвращении ему сербских церквей, о разрешении грекам построить, ремонтировать и открыть несколько православных храмов в Константинополе и в провинции. Визирь велел принять письмо Маврокордато и, когда тот, приняв его, положил подле визиря на подушку, сказал, что, «выразумев письмо», учинит указ. «Потом подносили посланником конфекты, шербет и кагве и на руки подавали гуляфную воду и благовонием окуривали. А сам везирь шербету и кагве не пил.

А междо тем времянем спрашивал везирь: на которые места они, посланники, отсюду поедут, на Киев или на Чигирин. И посланники отвещали, что хотят они ехать на Киев, а Чигирин место пустое; и просят они, посланники, ево, великого везиря, чтоб он по указу салтанова величества велел их, посланников, из Волос-кой земли проводить до Киева для того, что степными местами бес провожатых от разбойников и от иных воровских людей ехать небезопасно. И о том бы к Волоскому господарю и к белгородскому яла-агасы посланы были ево, салтанова величества, указы, понеже, как они, посланники, приняты сюда на рубеже и с рубежа припроважены в Царьград и здесь во всю бытность пребывали по милости салтанова величества и его, везиревым, призрением во всякой чести и бережении, так дабы им и во отпуску было воздано. И везирь говорил, что то потщится он исполнить».

Затем произошел на аудиенции неожиданный инцидент. Александр Маврокордато говорил посланникам, «чтоб они того человека, которого здесь оставливают, объявили теперво великому везирю, дабы он того человека знал». Посланники, однако, не исполнили этого, сказав Маврокордато: «Надобно-де им о том человеке, которого они оставят здесь, поговорить прежде с ними, думными людьми, в каком ему здесь быть почитании и для чего ему оставаться». Маврокордато ответил: «Тот-де разговор да отложится до иного времени». Надо сказать, что перед аудиенцией Маврокордато присылал к посланникам сказать, чтобы они велели с собою быть на аудиенции тем людям, кого они оставляют в Константинополе для представления их визирю, на что посланники отвечали: «Чаяли они, что уже то и забыто, понеже о том давно и не вспоминано», и выразили желание предварительно переговорить об оставляемых людях с турецкими министрами. Маврокордато почему-то не принял во внимание этого ответа и на аудиенции очутился в неловком положении, когда предложил посланникам представить великому визирю оставляемых людей, чего