Сочинения в трех томах. Том 3 - Майн Рид

мой товарищ не собираемся строить здесь дом, который будет виден со всех сторон за несколько миль, и потом, мы не имеем намерения жить здесь долго. Затем у нас у обоих нет ничего такого, что могло бы пробудить алчность в дикарях. Им с нас нечего взять, кроме скальпов, ну а наши скальпы мы постараемся уберечь от них, в этом отношении вы можете мне поверить на слово.

— Я и не думаю сомневаться в этом…

— Кроме того, индейцы, надо вам сказать, не особенно тревожатся, когда видят нас и таких же, как мы, трапперов или охотников, тогда как колонисты — дело совсем другое! Они прекрасно понимают, что прибытие бледнолицых и устройство плантаций влечет за собою уничтожение охотничьих территорий… Понимаете вы теперь, какая разница между нами и вами? Затем еще раз повторяю вам, у нас нет ничего, а у вас есть имущество и, как бы мало оно ни было, оно будет возбуждать зависть у индейцев, и они кончат тем, что непременно отнимут у вас все ваше добро! И вы должны будете считать себя еще счастливыми, если они только этим одним и ограничатся и не лишат вас также и жизни и не завладеют тем, что для вас, может быть, дороже даже самой жизни.

При этих словах старый охотник бросил многозначительный взгляд в сторону девушек, которые, заслышав незнакомый им голос человека, разговаривавшего на английском языке, вышли из экипажа, но, увидев вместо одного двоих незнакомцев, покраснели и остановились.

Даже сам старый траппер, считавший себя навсегда застрахованным от опасных чар женской красоты, и тот невольно залюбовался ими. Взгляд его молодого товарища сначала перебегал с одной девушки на другую, а затем окончательно остановился на креолке, от прекрасного лица которой он, казалось, уже не мог оторваться.

Это восхищение, вызванное девушками в обоих мустангерах, было как бы их невольною и бессознательною данью красоте далеко не заурядной; хотя со стороны Торнлея в этом и не было ничего особенно удивительного, потому что он уже в течение многих недель не видел ни одного женского лица, за исключением индианок.

Полковник Магоффин прекрасно понимал все значение сделанного ему охотником намека. Эти слова пробудили в нем старые опасения, которые он упорно гнал от себя. Он не мог не сознавать, какая опасность грозила не только ему самому, но главным образом обеим девушкам, если только в этих местах бродят шайки индейцев.

Когда он был здесь год назад, он не только не встретил ни одного индейца, но нигде не открыл и никаких признаков пребывания их в этих местах. Но теперь он явился сюда, чтобы поселиться здесь; с ним громоздкие фургоны, скот и, наконец, что всего дороже, тут женщины и дети. Поэтому слова траппера сильно встревожили его, но, не желая обнаруживать это, он сделал вид, будто не понял намека, скрывавшегося в словах мустангера, и спокойно отвечал:

— Мне кажется, что опасность не так велика, как вы говорите, а потом мы и сами такие, что сумеем защитить не только себя, но и всех прибывших сюда с нами. Нас, правда, не много, но мои негры умеют так же хорошо владеть огнестрельным оружием, как киркой и лопатой. Среди них нет ни одного, который не сумел бы выстрелить из ружья. Я имел это в виду, отправляясь сюда, и поэтому краснокожих должно быть очень много, чтобы нас победить или хотя бы запугать.

На лице старого мустангера появилось нечто вроде насмешливой улыбки, тогда как лицо его молодого товарища, казалось, говорило: «В случае нападения краснокожих или других каких-нибудь врагов новые колонисты могут рассчитывать, что число белых и негров, способных защищаться с оружием в руках, в ту же минуту увеличится по крайней мере одним человеком».

— К тому же краснокожие, кажется, зарыли в землю боевой топор, — продолжал полковник полувопросительно. — Так, по крайней мере, мне говорили на Красной реке и поэтому-то я решил отправиться сюда. Надеюсь, что с тех пор здесь не случалось ничего такого, что давало бы вам повод утверждать противное?

— Ничего. Я не знаю ничего такого, — отвечал Кар-роль, — но только этот мир так же легко нарушить, как разгрызть орех. Индейцы очень быстро и очень легко забывают данное ими слово, как только это им кажется выгодным сделать.

— И вы наверное знаете, что тут где-то недалеко бродят краснокожие? — спросил полковник Магоффин.

— Не так чтобы уж очень близко, но и не очень далеко: милях в двадцати от вас, не больше, вниз по течению ручья стоит лагерем и бродит по лесам довольно большая шайка индейцев. Это шайка семинолов, отделившихся от племени и странствующих по всей территории под начальством молодого вождя, которого зовут Тигровый Хвост и который ничем не лучше, если только не хуже настоящего тигра. Он привел с собою до полутораста взрослых индейцев, не считая женщин и детей. Женщин и детей приходится редко видеть, но воины, как они называют себя, вечно бродят по всей стране и очень часто их встречаешь там, где всего меньше ожидаешь увидеть краснокожих. Это-то и пугает меня всего больше за вас, и я от чистого сердца советую вам сейчас же уехать со всеми вашими фургонами, неграми, ружьями… Уезжайте куда хотите, только подальше от этих опасных мест!..

— Там видно будет. Меня это, признаюсь, не особенно тревожит, — отвечал плантатор так же невозмутимо, желая этим успокоить своих спутников, которые могли слышать их разговор и встревожиться, особенно женщины, и, может быть, совершенно неосновательно, во всяком случае раньше времени.

— А вас не затруднит ответить мне, откуда вы прибыли сюда? — собираясь уже уезжать, спросил охотник, на которого, видимо, произвело очень благоприятное впечатление мужество и хладнокровие, обнаруженные его собеседником.

— Из Теннесси.

— А как ваша фамилия, если это не секрет? Или, может быть, вы хотите, чтобы я сначала сказал вам свое имя?

— Магоффин: по обыкновению меня все называют полковник Магоффин.

— Полковник Магоффин! А вы не родственник лейтенанту Магоффину, который служил под начальством старика Джексона, когда мы воевали с англичанами?

— Мне думается, что я и есть тот самый лейтенант, про которого вы спрашиваете, потому что, насколько я помню, в армии