Охота на мудрецов - Дэлия Мор

– Дарисса, неужели я так страшен? – картинно округляет глаза генерал девятой армии. – Клянусь, ни разу никого не укусил.

Пристыженно опускаю взгляд, подворачиваю подол и шустро усаживаюсь.

– А теперь туфельки на подножку и не убирать с неё, чтобы не случилось, – инструктирует Марк, – держаться только за меня, причем руками и ногами. Особенно на поворотах. На дорогу смотреть нужно, на кочках привставать можно, если не хотите синяков. Не робейте, дарисса, домчимся целыми и невредимыми.

– Только не спеши, Сципион, – недовольно говорит Наилий, – до интерната засветло не доберемся. Ночевать все равно придется у Аттии.

– Я к ней и собрался, – отвечает полководец, заводит мотоцикл и трогается с места. Успеваю обнять его за талию и тут же подскакиваю на первой кочке. Дорога будет не из легких. А стоит вспомнить полет над ночной Равэнной, так страх заставляет сжимать бока Марка сильнее. В катере защищал корпус, а с мотоцикла любое падение чревато травмами. Первые десять минут смотрю только на затылок генерала, а потом все же осмеливаюсь покрутить головой. Мы спускаемся вниз, петляя по серпантину. Полководец ведет мотоцикл по одной ему видимой тропинке. Она стелется между скал, вьется по дну ущелья и меняет цвет от песочного до почти красного. Склоны утопают в зелени. Деревья растут на отвесных скалах, держась корнями за камни. Витые и неказистые, но крепкие и упрямые. Дует ветер, льет дождь, случаются землетрясения и сходы лавин, а деревья растут и тянутся ветками к лучам светила. Терпеливо, спокойно и без жалостливого трепета листвы. Тропинка снова жмется к краю обрыва, и там внизу я замечаю деревню. Аккуратные выбеленные домики, ровные квадраты полей и виноградников. Видят ли жители два мотоцикла? Есть ли им до нас дело?

Марк молчит всю дорогу, а я не решаюсь отвлекать пустыми разговорами. И так навязалась на шею двум генералам, да еще и в столь неподходящий момент.

Спустившись в долину, мы долго едем через лес и останавливаемся у каменистого берега маленького ручья. Через него перекинут горбатый мостик, а тропинка упирается в крыльцо одноэтажного бревенчатого дома. Окна плотно зашторены, но из трубы слабо тянется дымок.

– Прибыли, дарисса, – говорит Марк.

Спускаюсь и пытаюсь незаметно потянуться и размять затекшее тело. Генералы паркуют мотоциклы и вешают на них шлемы. Я слушаю журчание горного ручья и любуюсь прозрачной водой, омывающей цветные камешки. Светило золотит гребни крошечных волн, отчего дно ручья кажется усыпанным драгоценностями. На пороге дома появляется женщина. Аттия, как назвал её Наилий. И не спеша идет к нам. Старомодное платье до пят из серого домотканого полотна, волосы убраны вышитым платком, а на груди массивное золотое украшение. Мы идем к ней навстречу, Марк держит меня под руку и на этот раз Наилий никак на это не реагирует. А меня не покидает ощущение таинства или ритуала. По тому, как собраны и молчаливы генералы, как высоко держит голову женщина и степенно ступает по камням. Вот сейчас польется, откуда ни возьмись музыка звенящей и чистой мелодией, а хор детей прославит несуществующих богов.

– Мальчики мои, – улыбается женщина, и её высокий голос эхо уносит вместе с водой ручья, – как же я соскучилась.

Она подходит к Марку, тянет руки и генерал склоняет к ней голову. Аттия целует его в лоб и нежно гладит по щеке. Потом обнимает Наилия и с тревогой касается кончиками пальцев синяка под глазом.

– Вы опять подрались?

– Пальцем его не трогал, – восклицает Марк, – слово офицера!

Она долго смотрит на него, а потом кивает и делает шаг ко мне.

– Красивая какая и яркая, – бормочет Аттия и взгляд серых глаз становится пустым, – звезда во лбу.

Слишком часто видела подобное, сама такая. Мудрец передо мной.

– Твоя, Наилий, – оборачивается Аттия к генералу пятой армии, – та самая.

Полководец выдыхает и как мне кажется, расслабляется и опускает плечи. Ничего не понимаю.

«Что тут понимать? Просканировали тебя нагло, а ты и бровью не повела».

– Невоспитанный он у тебя, – ворчит Аттия, берет меня за руку и тянет в дом, – пойдем, отдохнешь с дороги и на кухне мне поможешь. У мужчин свои разговоры, а у нас свой будет. Тебя зовут как?

– Дэлия.

– Не правду говоришь. Не откликается в тебе ничего на это имя. Чужое оно.

Стискиваю зубы и послушно иду за ней через горбатый мост. Мое прежнее имя забыто и уничтожено и поднимать его из бездны не очень-то хочется. Осталось еще одно.

– Мотылек.

Аттия улыбается кончиками тонких губ, вздергивает курносый нос и шепотом отвечает.

– А меня зови матушкой.

«Матушка? Нашла дочку, старая коряга».

Аттия заводит в прохладу прихожей и тянет за собой на кухню. Шкафы и шкафчики в строгом порядке хранят за стеклянными дверями пузырьки и склянки, колбы и реторты, пузатые бутылки и глиняные сосуды с пробками. Я думала у Наилия в резиденции старина и антиквариат – я ошибалась. В музеях нет такого, словно в прошлом оказалась.

«Сумасшедшая врачевательница. Ничего не бери у неё из рук. Еще отравит».

– Как ты его терпишь? – спрашивает Аттия, вставая на носочки и цепляя пальцами черный пузырек с верхней полки.

– А вы его слышите?

– Нет, конечно, девочка моя, – качает она головой и ставит пузырек на стол, – паразит общается только с хозяином. Вижу я его. Зеленый и колючий, как репей. Присосался к тебе и силу тянет. Не нравлюсь я ему, вот и шипит. Гадостей сейчас расскажет и гнать начнет тебя отсюда.

Юрао молчит, а мне хочется его защитить. Он один был рядом, когда все отвернулись. Утешал и развлекал разговорами, пока меня, привязанную к кровати, корчило от таблеток. Если у нас с генералом не сложится роман, я ему наскучу и вернусь в какую-нибудь другую клинику, то рядом останется только паразит. Верный и преданный, чтобы не произошло. Каких бы страшных ошибок я не совершила. Без обид и упреков, без воспитаний менторским тоном и рассказов кому и что я должна. Да, он не может существовать в нашем мире без меня, но и мне без него станет совсем плохо.

– Пусть тянет, – отвечаю и тщательно убираю из своего тона раздражение, – я не против.

Аттия замирает над крошечными весами, успев насыпать на одну чашку порошок из пузырька. Неодобрительно косится куда-то мне за спину, а потом со вздохом говорит.

– Он растет и крепнет. Скоро будет пить не только зелень страсти, но и черноту гнева и серость страха. Еще не дергал тебя за руки, как куклу на ниточках? Откормишь – начнет.

«Кого ты слушаешь? Она ничего про нас не знает! Разве я не забочусь о тебе? Не возвращаю все, что взял?»

Ужасом сковывает, как холодом. Смотрю на длинные пальцы Аттии, паучьими лапками перебирающие склянки на полке. Она выуживает из глубины колбу с красными гранулами и возвращается к столу.