Без жалости - Лоис Гилберт

— Да, — сказал Райан.

— Вы можете мне сказать, о чем вы с ним тогда толковали?

Райан говорил громким голосом. Казалось, он в чем-то хотел убедить своего собеседника.

— Он хотел к нам переехать. Он хотел умереть здесь, на ферме.

В сердце у меня болезненно кольнуло, а на глаза навернулись слезы. Заявление Райана вызвало у меня в душе настоящее смятение.

Снова заскрипели пружины: Винсент, должно быть, тоже присел на кровать — рядом с Райаном.

— Вот сукин сын, — пробормотал Винсент.

— Прошу меня извинить, — сказал Райан, — но из того, что я слышал от отца о ваших отношениях, между вами все было далеко не столь безоблачно, как вы пытаетесь показать.

Последовала минутная пауза, потом снова послышался голос Винсента:

— А вы знаете, что очень на него похожи? Конечно, вы молодой, здоровый человек, вы, наконец, более интересный мужчина, чем Эдвард, но несомненно одно: вы его сын.

Опять возникла пауза. На этот раз более продолжительная.

— Я, между прочим, чист. У меня нет СПИДа. Я не спал с вашим отцом на протяжении многих лет.

«Бог мой! — подумала я. — Неужели он пытается строить куры Райану?»

Заговорил Райан:

— Не надо, не делайте так больше.

— Извините. Я позволил себе вольность по той лишь причине, что вы очень на него похожи. Вернее, похожи на того Эдварда, каким он когда-то был. Вы очень красивый молодой человек, Райан.

— Оставьте меня, прошу вас, — сказал мой брат, — я не могу заниматься этим с вами.

— Если разобраться, я старше вас всего на семь лет… Между прочим, у вас очень красивые волосы. У вашего отца тоже были красивые волосы — на ощупь как шелк.

— Нет! — вскричал Райан.

Заскрипели пружины — кто-то поднялся с кровати.

— Не возражаете, если я закурю? — спросил Винсент. Дыхание у него участилось. Казалось, ему отчего-то стало трудно дышать. Послышался щелчок зажигалки. — Итак, что же вы ответили Эдварду?

Голос у Райана стал хрипловатым и прерывистым. Определенно, он злился.

— Я не хотел, чтобы он сюда приезжал. Я сказал ему, чтобы он возвращался к вам. Сказал, что никто из наших не согласится, чтобы он жил на ферме. Бретт тогда даже не знала, что он жив.

— Эдвард был самовлюбленным, эгоистичным типом, Райан.

— Я это знаю.

— Пятнадцать лет назад я застал его в постели с клиентом. С тех пор он как любовник перестал для меня существовать. Я больше с ним не спал — это стало слишком рискованно.

— Почему же вы с ним не расстались?

— Я учился тогда на факультете архитектуры. Как раз готовился защищать диплом. Эдвард оплачивал мои счета. Он был мне нужен. Правду сказать, я тоже был ему нужен. Я устраивал его дела, бегал по заказчикам, занимался домом. В сущности, я был отличной домохозяйкой.

— Другими словами, вы оставались с ним из-за его денег. — В голосе Райана слышалась горечь.

— Мой дорогой мальчик, — с иронией произнес Винсент, — уверен, что вы тоже успели узнать цену деньгам.

Последовала пауза.

— Эдварду нужна была свобода. Полная сексуальная независимость. Ради этого, как вы знаете, он оставил дом и семью. Он бы и меня бросил, если бы я настаивал на его верности. Я понял это и согласился с тем, что он будет жить так, как ему хочется. Поначалу я думал, что годы его изменят. Но со временем я утвердился в мысли, что он, вступая в многочисленные случайные связи, хотел наказать себя за то, что бросил вас, Бретт и вашу мать. Он трахался направо и налево, и такая жизнь, конечно же, прикончила бы его, если бы…

«Если бы его не прикончил раньше выстрел из ружья», — подумала я.

Винсент уже не задыхался, и голос его звучал спокойно и уверенно:

— Весь прошлый год Эдвард так сильно болел, что не мог ни работать, ни заводить романы. Он чувствовал, что ему приходит конец. Несколько недель он не делал абсолютно ничего: собирал силы для этой поездки. Я никак не могу взять в толк, почему для него было так важно вернуться в эти места. Насколько я понимаю, Бретт для него не существовала вовсе, а о вас он вспоминал довольно редко. Я не имел представления, что он захочет переехать на вашу ферму. Вот уж не думал, что он так далеко зайдет.

— Он сказал мне, что вы с ним подрались, — произнес Райан.

— Да, было дело. Мы вообще часто с ним дрались. Не понимаю, почему люди думают, что инвалиды и смертельно больные — существа тихие и покладистые. Эдвард, к примеру, был как бешеный. Он вечно ко всему придирался, а так как чаще всего рядом с ним оказывался я, то отражать его нападки приходилось мне.

— Вам следовало его оставить.

Пружины заскрипели снова. Кто-то встал с кровати и принялся расхаживать по комнате.

Опять послышался голос Винсента:

— Он сказал вам что-нибудь о своем завещании?

— Ничего.

— У него большое состояние. Несколько миллионов по меньшей мере. В свое время он купил недвижимость на Лонг-Айленде; думаю, сейчас ее стоимость возросла раза в четыре. Фирма у него весьма процветающая, да и ценных бумаг немало…

— Мне на это наплевать, — перебивая Винсента, бросил Райан.

— Да что вы говорите? Не знаю почему, но я сильно в этом сомневаюсь…

Опять пауза.

— В последний раз, когда я видел его живым, он мне сказал, что собирается исключить меня из завещания и сделать своим единственным наследником вас. К тому времени он уже почти выжил из ума, находился на последней стадии заболевания… Да любой суд это признает, я уверен. Во всех его прежних бумагах я был указан как единственный его наследник. Но в прошлый понедельник он показал мне новое завещание, которое составил сам. Оно было написано на таком, знаете ли, дешевеньком бланке, который можно приобрести в любой адвокатской конторе.

Точно. Именно такой дешевый гербовый бланк находился сейчас у меня в кармане.

Винсент между тем продолжал говорить:

— Он написал завещание от руки. Подумать только — от руки! Хотя он платил своему адвокату три тысячи в месяц. Ладно, оставим это. Итак, Эдвард показал мне завещание и сказал, что собирается передать его своему поверенному после поездки в эти края и встречи с вами. Более того, он заставил меня прочитать завещание вслух и наблюдал за мной, когда я его читал. Видя, что я переживаю, он получал наслаждение. При этом он комментировал мое чтение, делал безобразные намеки и всячески надо мной издевался… Это было ужасно. Умирающий человек, чья плоть уже разлагалась, вел себя как злобный, необузданный подросток, которому не дают покоя обсыпавшие его лицо юношеские прыщи.

Завещание было заверено двумя банковскими клерками, и мысль о том, что чужие люди ознакомились с мерзкими измышлениями на мой счет, которые Эдвард не постеснялся включить в текст документа, глубоко меня оскорбила. Впрочем, что бы там ни написал обо мне Эдвард, он ясно дал понять, что единственным его наследником являетесь вы.