Маленькая ведьма - Валерий Иващенко

Сидящий напротив жандарм аж подпрыгнул с испуга. Немного побледнев лицом, он несколько секунд жадно хватал воздух ртом.

— А… это… но вы понимаете, господа, что будет, если он туда проберется? — На него было жалко смотреть.

— Да тут и понимать неча — подорвет усе к едреной матери, — снисходительно объяснил ему Гмыря, постукав прокуренным пальцем по тому месту, где на двухверстке располагалась святая святых любой крепости — арсенал и пороховые погреба.

А Чмырь, найдя на карте квадратик с караулкой для сменных чинов, указал на него и вопросительно поднял взгляд на мичмана. Тот усмехнулся благодушно, дымя комсоставовским «Дукатом» с золотым обрезом, и кивнул.

— Верно мыслишь, верно. Если нынче ночью япошки не полезут туда, то других шансов у них попросту нет.

На том и порешили. Засада — древний как мир и надежный как булыжник метод борьбы с подобными любителями шастать по воинским тылам аки тать в ночи…

— Идут, ваше благородие. Часового на углу уже сняли, следующего пасут, — выдохнула на ухо затаившемуся Давыдову неслышно возникшая из ночи тень.

Мичману было жаль простых ребят, погибающих под ножами вражеских лазутчиков. Но он жестом дал команду — ждать! Сам он на месте неведомых диверсантов не пошел бы вперед всей кучей. А вот пару-тройку решительных парней послал бы — вахтенных вырезать да путь расчистить. Так что пусть узкоглазые, уверовавшие в свою безнаказанность, увязнут поглубже да подойдут плотнее…

Время тянулось медленно, несмотря на пробивающую временами нервную дрожь. Давыдов поглаживал пальцем свой наган, офицерский, с самовзводом — и терзался сомнениями. Верно ли они предугадали действия японцев?

«Отставить, мать-перемать!» — одернул он себя. Операция уже началась, так что ничего изменить или поправить было ровным счетом невозможно.

И выдержка затаившейся под телегой парочки была вознаграждена. Из темноты, как раз оттуда, откуда и ожидалось, бесшумно вынырнули четыре… нет, пять еще более черных сгустков мрака. Зачарованно мичман следил, как те легко, словно паучки, взобрались по отвесной стене каземата, перевалили через верх и скользнули к замершему в тишине зданию караулки.

Выждав для верности еще секунд десять, Давыдов с невероятным облегчением, словно всаживая заряд жизненной силы в женщину, бешено выкрикнул в темноту:

— Свет!

Сначала раздалось неистовое, словно змеиное шипение. Мичман почти физически ощутил, как по кабелям в бумажной, пропитанной каучуком обмотке проскочила короткая судорога электрических токов. Наткнувшись на сведенные электроды, заключенная в медь гальваническая сила тут же выплеснула свою ярость, испаряя их и зажигая вольтову дугу. Десять заранее припрятанных прожекторов засияли новыми солнцами — и фонари Яблочкова и Эдисона залили все пространство резким, беспощадно-мертвенным светом.

Фигурки в черном заметались и бросились врассыпную. Но из темных углов, из заранее смазанных дверей полилась ощетинившаяся штыками конвойная рота. Длинные тонкие лезвия, примкнутые к стволам трехлинеек, да еще и плотно, без единой щелочки сбитый строй — все это не оставляло японцам никаких шансов.

И все же один, гортанно выкрикнув что-то и сверкая белками бешено выкатившихся глаз, с разбегу попытался перелететь через кольцо окружения. Попытался, но не смог. Ибо готовый к таким перипетиям мичман раз-другой разрядил в черную фигурку свой револьвер. Сломавшись на лету, лазутчик рухнул на брусчатку, дернувшись в последний раз.

— Этот мой! — выкрикнул Давыдов, отбрасывая в сторону оружие и кошкой прыгая на того, кто, по его мнению, и был командиром и организатором этой банды убивцев, ибо тот, судя по всему, уже хотел геройски покончить с собой во славу своего императора…

Удар столкнувшихся тел был страшен — сила инерции швырнула обоих навзничь. Но японец, оказавшийся закутанным в подобие кольчуги тончайшего плетения, вскочил на ноги с вполне похвальной резвостью и попытался парой красивых заученных ударов вышибить дух из не замедлившего встать мичмана, но оказалось, что ему это никак не удается. Мало того, уходом в сторону и легким касанием мичман весьма неделикатно уронил диверсанта на землю, прямо на выщербленный булыжник, и сам навалился сверху, выкручивая руку с зажатым в ней легким коротким мечом.

Противники стоили друг друга. Японец, просто-таки невероятно извернувшись, постепенно оказался сверху, хрипло дыша от натуги. Лица его не было видно — оно тоже было скрыто мерцающей завесой из стальных колечек. Но под одеждой его перетекали словно сотканные из канатной проволоки жилы. Чувствуя, что вот-вот противник вырвется из казавшегося мертвым захвата, Давыдов напрягся из последних сил…

Сверху мелькнула тень и обрушила на голову диверсанта страшный удар — издав короткое «ххэк!» японец обмяк.

— В порядке, ваше благородие? — Сквозь застящую глаза багровую пелену мичман различил склонившуюся над ним озабоченную физиономию Чмыря.

— Не знаю еще… — Мичман не без помощи казака встал на ощутимо подрагивающие ноги и огляделся.

Все было кончено. На неширокой площадке меж караулкой и входом в арсенал валялись фигуры в черном, почти обнявшись с несколькими погибшими в короткой схватке солдатами. Скривившись, Павел Андреевич озабоченно нащупал наливающийся на скуле синяк и почувствовал ноющую боль в бедре, куда пришелся скользящий удар словно отлитой из чугуна ноги самурая.

— Силен узкоглазый… — Давыдов скептически посмотрел, как жандармы уже освободили потерявшего сознание японца от массы всяких затейливых и весьма смертоносных штучек и надели наручники.

— На ноги тоже! — прикрикнул он. — Здоров он ими драться — специально обучен!

Те, не моргнув глазом, навесили дополнительные оковы и вчетвером понесли обмякшего диверсанта в свои допросные. А Чмырь деловито и чуть торопливо от еще не схлынувшей горячки после короткой стычки докладывал:

— Господин мичман, еще одного мы с Гмырей скрутили. Но тот так — рядовой. А остальных парни на штыки нанизали, хотя и своих нескольких потеряли…

Из забытья Давыдова выдернуло легкое похлопывание по плечу. Это оказался давешний контрадмирал из штаба, да еще и вместе с жандармским майором.

— Проснитесь, Павел Андреевич!

Тот не замедлил вскочить из кресла, в котором уснул, и вытянуться перед старшими по званию во фрунт. Но контр-адмирал только махнул рукой.

— Вольно!

Из их рассказа постепенно просыпающийся мичман узнал, что взятый лично им командир лазутчиков оказался кадровым японским разведчиком из тамошнего генштаба. Действительно — самурай черт знает в каком поколении, и все его предки служили по части тайных операций. Так что птица попалась неординарная, еще из тех. Но более обрадовало известие, что Давыдов уже не мичман, а лейтенант — приказ подписан генералом и передан в штаб. А наградной лист на Георгия с первой же оказией будет отправлен в Петербург на высочайшее утверждение…