Ричард де Амальфи - Гай Юлий Орловский

– Но ведь вы, сир, – сказал Альфакс почтительно, – не взяли копье.

– Я ж говорю, понадеялся… Кто ж знал, что это такой кабан? Я думал, просто кабан, а это всем кабанам кабан! Ну просто черт знает что за кабан, просто и не кабан будто, а я даже не знаю, что такое!..

Он похлопал по плечу проходившего мимо с оленем на плечах невысокого воина:

– В следующий раз мы его завалим. Гастеринг!

Воин на миг остановился, взглянул снизу из-под туши.

– Вряд ли, сир, – ответил он хрипловатым голосом. – Такого не завалим.

– А вот завалим, – возразил Тудор с воодушевлением. Он повернулся ко мне, обнял за плечи, повел к дверям замка. – Видишь, сэр Ричард, что за народ?.. Во всем сомневаются, ни во что не верят!.. да мы этого кабана, как… да как зайца!.. А что? Любит ли сэр Ричард благородное искусство охоты?

Конечно нет, ответил я мысленно. Что за блажь гоняться за беззащитным зверем по лесам и полям, рвать штаны о сучья, когда домашние намного вкуснее, но посмотрел в раскрасневшееся лицо, полное задора и отваги, и ответил, конформист проклятый, как от меня и ждет общественность в лице Тудора:

– Да, конечно!. Что может быть лучше для мужчины?

Тудор довольно хрюкнул, а Зигфрид сбоку уточнил:

– Лучше только винные подвалы соседа. Конечно, в перерывах между охотой на оленя и охотой на кабанов.

Тудор захохотал, развернулся к своим, помахал рукой:

– Разделывайте, – распорядился он громовым голосом, – катите бочки вина в зал, готовьте пир!.. А мы с моим новым другом сэром Ричардом отправимся за этим проклятым кабаном и вырвем ему клыки!

Я мысленно ахнул, а Зигфрид сказал с сомнением:

– Сэр Тудор, вы только с охоты!

– Ну и что? – удивился Тудор. – Разве для мужчины охота – не лучший отдых?.. Эй, Чизелло, пусть подадут свежего коня, лучше – Черногривого, мы сейчас же возвращаемся, пока этот проклятый кабан не удалился в другие земли.

Я чувствовал отчаяние, не до охоты, Зигфрид старался не морщиться, поглядывал на меня осторожно, я поколебался, но дружбой с таким человеком пренебрегать не стоит, видно же, что нрав переменчив, это сейчас я лучший друг, а если откажусь, с такой же легкостью могу стать и самым лютым врагом, что оскорбил отказом и гнусно надругался для святыми чувствами охотника.

Из конюшни вывели моего коня. Оказывается, он и здесь сожрал ясли, потом начал чесаться о каменную стену и частично ее развалил.

– Да, – согласился я с беспокойством, – у него рог чешется. Наверное, кого-то наколоть пора.

Слуги побледнели и попятились.

Через полчаса мы вломились в лес. Я полагал, что оставим коней, а дальше пешком, но Тудор велел остановиться только слугам и ждать нашего возвращения.

Солнечный свет заливает просветы между деревьями, зелень чистая, изумрудная, здоровая, на той стороне поляны листья желтые и оранжевые, но тоже чистые, яркие, как из золота. Косые солнечные лучи широкими полосами падают на траву. Тудор придержал коня, я взглянул в ту сторону, куда он устремил жадный взор, внезапно переменившись в лице.

На той стороне поляны у тоненькой березки девушка в голубом костюме с луком в руке и огромным серым, почти седым, волком у ноги. Оранжевые волосы, как золото, крупными прядями ниспадают с обеих сторон лица, оставляя в тени, я рассмотрел юное и полное жизни девичье лицо, чистое и нежное, самую малость тронутое загаром, как могут загорать только блондинки. Брови вразлет, глаза синие, а губы полные и алые, на груди глубокий вырез, на цепочке крупный синий камень, округлый и блестящий, похожий на гигантскую слезу. От камня на коже голубой отсвет.

Из-за плеча строго смотрят оперенные стрелы, мне показалось, чересчур велики для такой хрупкой девушки. Впрочем, лук тоже великоват, в то же время руки не выглядят мускулистыми, толстыми. Правда, и чересчур хрупкими тоже не смотрятся, а кожаные перчатки на ней из толстой кожи.

Тудор смотрел и смотрел, боясь даже дышать, я тоже замер. После напряженного молчания над головой отвратительно громко затрещали сучья, по вершинам деревьев пронесся крупный зверь, похожий на раскормленную белку размером с леопарда, девушка в голубом напряглась всем телом, готовая исчезнуть в любой миг, но все еще оставалась на том же месте.

– Кто это? – спросил я шепотом.

– Если бы я знал, – ответил Тудор так же тихо, все еще почти не дыша, будто дуновением может спугнуть, развеять видение. – Говорят, местная богиня… но разве они остались после рождения сына Господа Нашего?.. Разве не стали все демонами?

– Плохие стали, – ответил я, – а хорошие… зачем им становиться демонами?

Он спросил жадно:

– Вы в самом деле так думаете, сэр Ричард?

– Конечно, – соврал я с наибольшей твердостью. – Мы хорошими или плохими считаем тех, кто плохо или хорошо относится к вере Господа нашего, но если человек всю жизнь прожил в лесу и ничего от рождения о ней не слыхал?

Он почти всхлипнул, сказал тихо:

– Спасибо, сэр Ричард! Ни от кого я еще не слышал таких животворных слов.

Охотница легонько оттолкнулась от березки, деревцо закачалось, среди зелени мелькнуло голубое, золотые волосы слились с оранжевой листвой, охотница исчезла.

Тудор глубоко вздохнул, ладонь в булатной боевой перчатке поднялась, готовая смахнуть капли пота с чела, но застыла на полдороге. Он прислушался, сказал негромко:

– Кто-то ломится слева.

Его конь, повинуясь движению колена хозяина, послушно отступил вбок, Тудор прошептал:

– Это кабан… мой кабанчик!

Я прислушался, поспешно вытащил меч, хотя с мечом, понимаю, на кабана глупо, надо рогатину толщиной с весло, да к тому же с железным древком, деревянный кабан перекусит, как сухую соломинку.

Тудор вытащил длинный нож с узким лезвием, это умнее, но в другой руке все же меч. Еще я слышал, как он всхрапнул, как бык перед схваткой, прошептал что-то. Надеюсь, молитву.

Треск раздался громче, я смотрел непонимающе, затем холод прокатился по всему телу: трещат не кустики, трещат и вздрагивают вековые деревья. Топот все громче, внезапно раздался могучий рев, он показался мне львиным, лев умеет так зарычать, пуская звук по земле, что рык становится мощным, как голос могучего дизеля, но тут я сообразил, что это просто-напросто кабан хрюкнул.

– Да что это за… – сказал я негромко и, всхлипнув, умолк.

В полусотне шагов зелень распахнулась, словно разорванная рукой великана кисея. На прогалине появилось нечто темное, похожее на зубра, разве что раза в два крупнее, массивнее.

Я застыл, не веря глазам: голова кабана занимает половину туловища, а весу, пожалуй, будет раза в три тяжелее. Чудовищные клыки размером с наши мечи, пасть похожа на адскую печь.