Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Хавандшита не принимал участия в совете. Это было необычное явление, и отсутствие шамана смутило воинов. Старик находился в своем вигваме, из которого теперь доносились то глухие, то пронзительные звуки, приглушенные тяжелыми шкурами и оттого казавшиеся еще более загадочными и зловещими. Хавандшита говорил с духами.

Воины, закончившие совет, в нерешительности стояли вместе с вождем на площади посреди вигвамов. Без одобрения шамана они не решались предпринять какие бы то ни было серьезные шаги. Они словно ждали, что Хавандшита закончит разговор с духами и выслушает их.

Солнце исчезло за Скалистыми горами, зажглись первые звезды. Взошла луна, залив прерию матовым, неопределенным светом. Вдали завыли волки, им ответила лаем собака. Мустанги нервно подрагивали.

Вигвамы погрузились во тьму, все очаги были тщательно присыпаны пеплом.

Наконец Хавандшита вышел из Священного Вигвама. Маттотаупа посмотрел на него и, так как шаман, судя по всему, тоже желал встречи с ним, пошел ему навстречу, медленно, с достоинством, в своем гордом уборе — с короной и длинным шлейфом из орлиных перьев, добыть которые было очень нелегко. Много охотничьей доблести и отваги потребовалось от вождя, прежде чем он смог украсить себя такими знаками достоинства. Харка восхищенным взглядом проводил отца, величественный силуэт которого отчетливо выделялся на фоне звездного неба, и внимательно смотрел на встречу двух самых важных и влиятельных мужей племени. Они беседовали долго. Судя по позе и жестам шамана, тот не сразу согласился с решением совета. Маттотаупа же отстаивал правоту воинов. Наконец шаман и вождь военного времени как будто пришли к общему мнению. Разговор закончился. Кто из них кому уступил, Харка не мог знать. Он увидел лишь, что отец подозвал к себе Солнечного Дождя, Старую Антилопу и еще трех уважаемых воинов, в том числе и собственного брата. Они опять что-то долго обсуждали. Наконец Старая Антилопа, который обычно выступал в роли глашатая, вышел из круга и объявил, что всем воинам надлежит снова собраться. Харка решил не привлекать к себе внимания. Другие мальчики уже разошлись по домам, и он тоже направился в отцовский типи-вигвам. Ужин в этот вечер был особенно скудным. Харка подавил в себе приступ зверского голода и отдал часть своей порции брату. В раннем детстве Харпстенна очень сильно болел и с тех пор отличался слабым здоровьем. Харка испытывал по отношению к младшему брату нечто среднее между жалостью и презрением. Он всегда заботился о нем и учил его всему, что нужно знать и уметь Молодой Собаке, но его сердило, когда Харпстенна уступал другим мальчикам в ловкости и силе, в беге и метании камней. Правда, в меткости ему было не отказать.

Пока Харпстенна ел пожертвованные старшим братом ягоды и коренья, Харка думал о том, что ему надо больше заботиться о брате, чтобы тот не попал под влияние Шонки.

А Шонки в вигваме не было.

Харка прислушивался к звукам, доносившимся снаружи. Поскольку Сыновья Большой Медведицы теперь постоянно должны были быть готовы мгновенно разобрать вигвамы и двинуться дальше, женщины не стали устанавливать большой вигвам для совещаний — совет проходил под открытым небом. Время от времени Харке удавалось расслышать несколько слов. И то, что он услышал, очень встревожило его.

За два часа до полуночи совет закончился, решение было принято, освящено курением Священной Трубки и тем самым стало обязательным для всех. Мужчины разошлись. Маттотаупа тоже вернулся к себе. Старая Антилопа огласил решение совета: женщины должны немедленно разобрать вигвамы. Сыновья Большой Медведицы ночью отправляются вверх по реке, чтобы избежать столкновения с пауни. В лагере остается только шаман. Хавандшита «по велению духов» станет один заклинать бизоньи стада и чудовище северного племени белых людей. Ему ничего не нужно, кроме собственного вигвама, пяти мустангов, закрепленных за Священным Вигвамом, и помощника — Шонки.

Старая Антилопа дважды повторил объявление, и ни у кого не осталось сомнений в том, что это — горькая правда.

Индейцы без лишних слов принялись выполнять решение совета. Харка, у которого было не много дел, пошел к табуну за своим Пегим и за мустангом отца. Он постарался избежать встречи с Четаном, чтобы не задавать старшему другу вопросов, на которые тот не смел отвечать. Но мозг мальчика непрестанно сверлила одна и та же мысль: что стало с Черной Кожей?

Затрепетал на ветру отвязанный полог вигвама вождя — сигнал для начала сборов, и вскоре все жилища были разобраны, волокуши прикреплены к тягловым лошадям — привычная картина кочевой жизни индейцев, предшествующая началу очередного перехода.

Харка верхом подъехал к берегу и остановился у того места, где так внезапно оборвалась его оживленная беседа в картинках с Черной Кожей. Молодые Собаки знали, что им делать перед началом похода, и Харке незачем было ими руководить. Он неотрывно смотрел на Священный Вигвам и на шест перед ним, на котором среди шкур висел мацавакен. Потом увидел Шонку, зачем-то вышедшего из вигвама и вновь исчезнувшего за пологом. Быть помощником шамана считалось большой честью. Решил ли Хавандшита воспитать из Шонки своего преемника или просто оставил его сейчас при себе как помощника, никто не знал. Но Харка чувствовал, что Сыновья Большой Медведицы удивлены и восхищены поступком старого шамана, который отважился остаться один с подростком в дикой прерии, рискуя стать жертвой врагов и страшного чудовища. Это было неслыханное доселе предприятие.

Четан сам подошел к Харке.

— Много странного происходит у нас, — произнес он. — Старики говорят, что нас преследуют злые духи пещеры в Черных холмах.

— Хавандшита сам хочет совершить великое чудо, — сухо ответил Харка, все еще державший обиду на друга.

— Да, так он сказал. Он хочет совершить великое чудо. Послать нам антилоп и бизонов, чтобы после Великой Охоты мы могли начать Танец Радости на берегу Конского ручья, куда доберемся, не повстречав ни одного пауни.

— Это и в самом деле было бы чудом, — ответил Харка. — И если Хавандшите удастся совершить его, он станет великим шаманом.

Четан вопросительно посмотрел на друга, удивленный его двусмысленным тоном, но Харка не желал продолжать разговор и развернул мустанга. Колонна уже выстроилась, ее возглавили Маттотаупа и Солнечный Дождь, раны которого понемногу заживали. Харка занял свое место рядом с Унчидой и Уиноной. Он так и не оглянулся на Четана.

Сыновья Большой Медведицы всю ночь без отдыха шли вверх по течению вдоль северного берега Северного Платта. Берег становился все выше; где-то внизу река катила свои темные воды, в них отражались луна и звезды. Ночное небо уже подернулось дымкой, а на молодой траве отчетливо, как на бумаге, видны были любые следы. Цепь Скалистых гор на горизонте потускнела: вершины их, уже лишившиеся своих снежных шапок, черным зигзагом врезались в небо; лишь кое-где между ними еще одиноко мерцали ледники. Лошади, хорошо отдохнувшие и досыта наевшиеся травы, шли бодро. Голодные, исхудавшие всадники напряженно всматривались в темноту, вслушивались в тявканье койотов, на которое отвечали сердитым рычанием собаки, боялись прозевать сигналы дозорных. Но те пока молчали. Прерия была объята бездонной тишиной, которую Харка с раннего детства воспринимал как родную стихию и в которой чуткое, натренированное ухо улавливало любой, даже самый невнятный звук.