Никто не уйдет живым - Адам Нэвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А он подтвердил?»
Она вспомнила высокую, тощую фигуру, прижимавшуюся к двери на первом этаже.
«Что это такое было?»
Ей хотелось верить, что оба мужчины просто не умели себя вести, не привыкли к роли домовладельцев, и у них не получалось сдавать комнаты из-за ужасных характеров. Или, возможно, здесь жили и настоящие люди: девушка из соседней комнаты, русская с третьего этажа, вонючий мужчина с первого, женщина где-то под ванной. Нелегальные мигранты? Такой расклад, если честно, мог ее успокоить. Или, может быть, Фергал имел в виду других жильцов?
А может, в доме творилось нечто куда более зловещее; нечто такое, что кузены могли игнорировать или были его частью по неясным пока причинам. Может, здесь что-то случилось, и они это скрывают. Последний вариант она пыталась отвергнуть и забыть, потому что эту идею лучше было обдумывать, когда она навсегда отсюда съедет. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенной, но она призналась себе, что теперь Макгвайры пугали ее больше, чем все, что она слышала за стенами и под кроватью, или чувствовала, сидя в постели в своей первой комнате.
«Они тя обидеть не могут». А мы можем. Таков ли был подтекст прощального замечания Фергала? И этот жуткий, злобный взгляд: мог ли он быть наигранным?
Драч был уклончивым, нечестным, он быстро злился, если она намекала на то, что пережила, но он был вруном в подчинении у своего маниакального кузена-наркомана. Это Стефани теперь знала точно. Она чувствовала, что Фергал считал ее помехой, а Драч хотел, чтобы она осталась. «Деньги». Она не могла представить, что мотивация Драча может быть иной. Разве что он подготавливал почву, кружа рядом с ней, работая над ней, надеясь разрушить ее сопротивление его потайным намерениям. Амурным намерениям. Стефани оборвала дорожку мыслей, прежде чем та довела ее до тошноты.
Она вышла и осмотрела коридор.
Пусто и тихо; из-под дверей соседних комнат не лилось ни света, ни звука. Ее инстинкты продолжали настаивать, что там пусто, и было пусто с тех пор, как она сюда прибыла.
«Тогда что издавало звуки?»
С верхнего этажа, спустившись по лестнице от квартиры хозяина, донесся далекий звук басового барабана.
Стефани думала об оставшихся в Стоке подругах, ни с одной из которых не говорила уже несколько месяцев. Интернета у нее все еще не было: соединение на старом телефоне было невозможно медленным, и она подозревала, что мачеха сломала ее ноутбук, прежде чем она ушла из дома. Вэл бесило, что она им пользуется, хотя Стефани так и не смогла понять, почему. Ноутбук не работал с тех пор, как она сбежала из дома, и у нее не хватало денег на ремонт. Подруги, должно быть, все общаются в Фейсбуке, Скайпе и Твиттере. Или так, или это ей больше никто не звонит. Стефани надеялась, что они все еще думают о ней. Их молчание может всего-навсего значить, что они заняты собственными проблемами, но ждут от нее весточки. Разве не так бывает с друзьями из родного города? Вырвавшись из Стока, она не оглядывалась назад. Теперь это казалось чудовищной ошибкой.
Если три подружки из Стока не смогут ее принять, придется терпеть ситуацию на Эджхилл-роуд еще какое-то время. «И справляться с тем, что обитает в доме». Или потратить все, что осталось, на хостел. На сколько ночей хватит ста двадцати фунтов? Возможно, на неделю, прежде чем она все потратит. А дальше придется работать ежедневно, чтобы оплатить следующую неделю, или к пятнице у нее не будет ни денег, ни жилья.
Может, если она проведет субботу и воскресенье вне дома и без особых трат, это поможет. Она может не спать по ночам и дремать в парке. А если больше не открывать Драчу и говорить с ним только через дверь, может быть, он что-то уяснит.
Прошлой ночью ей всего лишь приснился кошмар. «Неудивительно». Но, по крайней мере, в комнате у нее ничего не было. Ничего под кроватью…
«Остановись немедленно!»
Сбивчивый голос в ванной – запись это или нет, – был всего лишь голосом и не угрожал ее безопасности.
И неиспользуемого камина в этой комнате не было.
Девушка по соседству – сущность, если она ею была, – только плакала и ходила взад-вперед по коридору.
«Все не так плохо». С риском психологического ущерба ей, возможно, придется пока смириться.
Даже размышление на эти темы и взвешивание стольких потусторонних и посюсторонних вероятностей казалось ей абсурдным. С другой стороны, ее жизнь такой и была. Ее вынуждали думать о невозможном и неестественном так часто, что Стефани снова подумала, не шизофрения ли у нее. Восприятие реальности искажалось, ей слышались голоса. Возможно, даже виделись несуществующие вещи.
Стефани взглянула на время: десять сорок пять. Слишком поздно, чтобы звонить кому-то из подруг. Но с утра она позвонит, чтобы оценить свои возможности, если придется быстро отсюда убираться. Если кто-то из них примет ее завтра, в субботу, тогда это может быть ее последняя ночь в этом доме.
В комнате все еще пахло Фергалом и открытым вином. Она открыла окно. Перевернула и развернула одеяло, чтобы та часть, на которой он сидел, была в изножье матраса. Отнесла вино на кухню и вылила в раковину, непрерывно морщась от воспоминаний о том, как грязный рот Фергала пил из бутылки. Она старалась не касаться стекла там, где были его губы.
В комнате часы показали ей, что было уже больше одиннадцати вечера. Стефани поставила будильник на восемь утра. Проснувшись, она отправится в центр города и проверит магазины, пабы, бары и кафе, где оставляла свое резюме.
Оставив включенными свет и приглушенный телевизор, Стефани разделась до нижнего белья и забралась в кровать. Она лежала неподвижно и продолжала гонять мысли по все более сужавшемуся кругу, чтобы избежать любых размышлений об еще одной ночи в этом доме.
Шаги, медленно пробудившие Стефани ото сна, поспешно миновали коридор снаружи ее комнаты и продолжились в самой комнате, как будто она оставила дверь открытой.
Когда она проснулась, другие, более тяжелые шаги последовали за первыми, словно в азартной погоне, но остановились снаружи, колеблясь, а может, оценивая обстановку.
С резким вдохом, отдавшимся эхом у нее в голове, Стефани разорвала последнее щупальце сна и отбросила одеяло.
Звук ее испуга, казалось, покончил со всем разом – и с шагами, и с жестокими словами, что сыпались во сне изо рта ее мачехи, с обвинениями, которые сопровождались жуткими усмешками на лицах незнакомых людей, собравшихся вокруг черного стола. Людей, державшихся за руки в темном помещении со свечами в далеких углах. И все же сюрреалистические образы дурного сна меркли рядом с осознанием, что кто-то, возможно, проник в ее комнату.
Шаги.
Люстры на потолке и лампа на полу все еще горели, и Стефани не потребовалось много времени, чтобы убедиться: кроме нее среди черных стен и зеркал никого не было. Дверь в комнату была заперта. Стефани так и сидела в постели, прижав руки к щекам, и грудь ее вздымалась и опускалась, как будто она только что чудом всплыла на поверхность из глубины.