Ракетные войска СССР - Игорь Дроговоз

В октябре 1952 года главнокомандующий ВВС маршал К.А. Вершинин (1900–1973) доложил Сталину о невозможности принятия на вооружение крылатых ракет Челомея по причине чрезвычайно низкой точности стрельбы и малой надежности, а также о том, что конструктор постоянно подтасовывал результаты испытаний, не учитывая аварийные пуски.

Получив доклад Вершинина, кремлевский вождь сделал соответствующие оргвыводы. КБ Челомея вместе с опытным заводом передали в систему ОКБ-155 3-го Главного управления при Совете Министров СССР, и во второй половине 1950-х годов опальный конструктор занимался разработкой крылатых ракет морского базирования П-5 и П-6.

УР-100 Челомея.

Новый взлет предприимчивого Челомея начался в конце 50-х годов, когда Он вторгся в новую для себя сферу межконтинентальных баллистических ракет и космических ракет-носителей. Своеобразным ускорителем, выведшим его на космическую орбиту, стал сын нового кремлевского вождя — Сергей Хрущев. Челомей, в отличие от многих своих коллег, быстро сообразил, какую пользу может принести такой человек в его конструкторском бюро.

Другой известный конструктор, создатель первой советской системы противоракетной обороны, Григорий Кисунько, в своих мемуарах сожалеет об упущенном шансе заполучить в свой коллектив сына вождя:

«Для отбора молодых специалистов я направил в Госкомитет одного из своих замов — Елизаренкова, который просмотрел представленный ему список и сделал пометки напротив отобранных фамилий. Замминистра по кадрам спросил у него:

— А почему вы обошли вот эту строчку в списке?

В указанной им строчке значилось: „Хрущев Сергей Никитич“.

— У нас уже был один Сергей (речь шла о Сергее Берия — сыне Лаврентия Павловича — И.Д.). Был, да сплыл, — не задумываясь, выпалил Елизаренков.

Только много лет спустя узнал я об этой самодеятельности и пришел в неописуемую ярость.

— Вы дурак или провокатор? — спрашивал я Елизаренкова. — Неужели вы не понимаете, что ваша выходка стала известной Никите Сергеевичу, как исходящая не от вас лично, а от меня, как Главного конструктора? Понимаете ли вы, что предложение замминистра не могло быть сделано без согласия Хрущева-старшего? Наконец, понимаете ли вы, что все катаклизмы, переживаемые нашим коллективом, являются прямым отголоском вашей дурацкой выходки?»

Челомей такой глупости не совершил. Он с радостью взяв Хрущева-младшего в свое конструкторское бюро, и, как показали дальнейшие события, не прогадал. Прямой выход на вождя вскоре обеспечил ему ведущие позиции в отечественном ракетостроении.

Никита Сергеевич Хрущев после отставки вспоминал:

«Королев, Янгель, Челомей… Все они работали над ракетами дальнего действия, большой грузоподъемности и крупных зарядов. Создавалось несколько марок таких ракет. Другие талантливые конструкторы разрабатывали реактивное оружие для использования против танков, зенитные ракеты и ракеты ближнего действия.

Челомей же буквально засыпал нас новыми предложениями: глобальные ракеты, межконтинентальные ракеты, ракеты классов „корабль-земля“ и „земля-корабль“. Он сумел сделать мобильную межконтинентальную ракету. Ее мы приняли на вооружение взамен некоторых янгелевских.

На одном из совещаний Челомей, как коробейник, который вытаскивает из короба ботинки с ситцем и бусами, развернул перед нами свои проекты. Помню, как ворчал тогда Королев: вот, мол, Челомей и то, Челомей и се, Челомей все берет в свои руки. Но ведь его предложения действительно оказались универсальными и к тому же наиболее выгодными и экономически, и в смысле мобилизационной боеготовности.

ШПУ УР-100.

Потом он же предложил тяжелую ракету, которая поднимала в космос груза больше, чем ракета Королева. Она еще и сейчас летает. Тут и Королев предложил создать очередную новую ракету, сверхмощную. Теперь уже Челомей начал настаивать, что в его конструкции заложено больше реализма. Творческая конкуренция продолжалась. Чем она закончилась, не знаю. Я теперь на пенсии, выращиваю морковь и патиссоны, а новости узнаю из газет. Но мне доныне приятно, когда думаю, что я правильно поступил, поддержав в свое время Челомея и дав ему возможность развернуться».

Предприимчивый Челомей не брезговал ничем и потому брался за все. Его конструкторское бюро разрабатывало крылатые противокорабельные ракеты для подводных лодок и надводных кораблей, межконтинентальные баллистические ракеты, космические ракеты-носители, орбитальные станции военного назначения, ракеты-перехватчики для системы противоракетной обороны. Пользуясь покровительством Хрущева, Челомей прибрал к рукам даже конструкторское бюро и опытный завод В.М. Мясищева (1902–1978), ранее занимавшиеся разработкой стратегических бомбардировщиков.

Оценив сложную ситуацию в советском ракетостроении, Челомей решил взяться и за самое перспективное направление — создание легкой межконтинентальной баллистической ракеты, обладающей постоянной готовностью к пуску.

Ракеты Янгеля Р-16У были слишком крупными и дорогостоящими для того, чтобы стать основной «рабочей лошадкой» РВСН; королевские Р-9А строились в ограниченном количестве, а между тем, планы ракетного строительства советских военных стратегов поражали своим размахом.

МБР УР-100 в ШПУ.

В полном соответствии с рыночным принципом — «спрос рождает предложение» — Челомей предложил военным «универсальную ракету» УР-100 (8К84). Универсальность ее заключалась в том, что ее также планировали использовать и в качестве противоракеты в системе противоракетной обороны «Таран».

Двухступенчатая МБР массой около 43 тонн постоянно находилась в транспортно-пусковом контейнере, который устанавливался в шахтную пусковую установку. В качестве топлива использовался гептил, окислителя — азотный тетраксид. Длина ракеты составляла 16,8 м, максимальный диаметр корпуса — 2 м.

Мощность ядерной боеголовки превышала одну мегатонну, а круговое вероятное отклонение — пять километров, поэтому эффективно ее применять можно было только против крупноразмерных слабозащищенных целей, т. е. промышленных и административных центров вероятного противника.

УР-100 была создана в кратчайшие сроки — Постановление Совета Министров СССР о ее разработке появилось на свет 30 марта 1963 года, а через два года, 19 апреля 1965 года, состоялся первый испытательный пуск с Байконура, завершившийся неудачей. Катастрофой закончился и первый запуск из шахтной пусковой установки — 17 июля 1965 года ракета пролетела всего 500 метров, после чего упала на землю и взорвалась. Лишь 17 сентября ракета полетела. Летные испытания продолжались до октября 1966 года, за это время было запущено около 60 ракет.