Бронзовое облако - Анна Данилова

Все рушилось, рушилась и сама Женя, ее тело, ее сознание… Ей вдруг захотелось спать, она слышала, как где-то далеко кто-то еще продолжает говорить, в глаза светит молочная лампа, но все равно – спасительный сон уже проникал в поры, заставляя тело погружаться все глубже и глубже… Последнее, что она услышала, было:

– Она уже спит… Я выключаю свет… Вот ведь не повезло девочке…

– А она не сумасшедшая? Какие-то львы, кто-то хочет ее изнасиловать… Как-то все неправдоподобно…

– У нее шок, тоже надо понимать…

– Давайте уже спать.

Проснувшись, он снова оказался в аду, точнее, в той усадьбе, где под высокими потолками, подобно летучим мышам, притаились семь душ, оторванных от своих тел, сложенных в дровяном сарае и превратившихся в гигантские сосульки, упакованные в простыни. Он силился вспомнить, не знает ли кого из них, даже морщил лоб и хмурил брови, как если бы это могло помочь ему прояснить мозги, но ничего не выходило. Вот разве что лицо Дмитрия показалось ему знакомым. Разговаривая с ним, он не чувствовал никакого напряжения и был почему-то уверен, что, случись опасность, Дмитрий не выдаст его, что его принципы, а может, и что-то еще, быть может, какая-то долгая история, связывающая их в прежней жизни Германа, не позволит ему совершить подлость. Он даже не то что вспомнил его лицо, нет, просто этот человек показался ему очень надежным, как если бы он был знаком с ним раньше, но так случилось, что жизнь разлучила их, развела в разные стороны. Кроме того, он откуда-то знал, и это знание пришло к нему только что, стоило ему только открыть глаза (а он проснулся в спальне, под теплым одеялом, и чувствовал себя много лучше, чем тогда, когда читал книгу этой Закревской), что Дмитрий появился здесь не случайно и что ехал он на Новый год именно сюда, в эту усадьбу, к этому хозяину, но опоздал и обнаружил семь трупов и одного-единственного живого человека – самого Германа. Кто этот человек – Дмитрий? Почему он постоянно называет цифру восемь, как будто бы на балу должно быть непременно четное количество гостей – четыре пары? Но как же тогда объяснить, что одна из четырех женщин, приглашенных на бал, была просто кухаркой и на ней вместо бального платья было обыкновенное, черное, поверх которого был повязан белый фартук? Нет, и дело здесь не в бале, хотя тема бала отчего-то была близка Герману, как будто бы в его жизни было что-то связанное с балом, с Женей.

Женя. Он тихо произнес имя жены и тотчас почувствовал образовавшуюся где-то внутри его, между горлом и сердцем, где-то очень глубоко образовавшуюся, с заостренными льдистыми краями пустоту. Словно это нежное, теплое, до жжения, имя – Женя – кто-то вырвал из него, и Герман осиротел. Одна тонкая шелковистая нить сознания, проступив сквозь омертвевшую ткань памяти, царапнула по сердцу: Женя мертва. Теперь и он знал это. Знал, но не хотел знать. Вспомнил, но не хотел помнить. Как это так – Жени нет? Такого просто не может быть! Но только при этом жестоком условии можно объяснить ее отсутствие на балу. И она умерла не на балу, как эти три женщины. Она умерла прежде, чем их пригласили на этот бал. Иначе они пришли бы вдвоем. Он потянул за нить и в ужасе подскочил на постели: он вспомнил, как танцевал с мертвой женщиной, сильно смахивающей на Женю. Она была безмолвна, тело ее под бальным платьем было жестким и холодным, а волосы, рыжие, неестественно густые, с синтетическим блеском, чуть ли не царапали его щеку… Зачем он танцевал с ней, с этот куклой, с этой пианисткой? Кому и что хотел доказать – что и он не одинок, что и после смерти жены у него есть партнерша? Какая глупость… Но он танцевал с ней, это точно, он вспомнил это!

В дверь постучали. Герман вздрогнул, как если бы он оставался в усадьбе один и не знал, что в ней находился еще один человек, живой человек, Дмитрий.

– Входи! – устало проговорил он. – Я же не женщина, чего ты стучишь?

Дмитрий вошел, в руках его были женские сумки, он бросил их на постель.

– Вот, нашел наконец. Мы слепые, что ли, были?! Наверху, в зале, возле окна столик, заваленный книгами, сумками, шалями, платками… Там же и телефоны, и все мертвые, как и их хозяева, без сим-карт. Больше того, я тебе скажу: там же, на столике, я обнаружил и обыкновенный телефон, но с перерезанным проводом. Если починить, то можно связаться с Москвой, да с кем угодно… Ты сможешь позвонить наконец своей жене…

– Она умерла, Дмитрий. Я вспомнил… Не смотри на меня так испуганно, пока еще я не вспомнил подробности, просто знаю, что ее нет в живых, а на душе у меня образовалась какая-то плесень… Это чувство вины. Она умерла из-за меня. Погибла! А как – не знаю… И на этот бал я приехал с куклой… Вместо Жени. Знаю, что кому-то что-то хотел доказать, что, мол, она жива или, наоборот, она мертва, вы все танцуете, а она мертва, и она никогда больше не сможет сыграть Шопена… Еще при мне были диски. Тоже откуда-то, из черных мрачных углов памяти, выпирает, пугает меня… Так можно и рехнуться… Ну что ты так на меня смотришь, хочешь узнать, не вспомнил ли я тебя? Пока еще нет, хотя понимаю, что ты заглянул на огонек не случайно, что и ты тоже был приглашен…

– Нет! – фальцетом вскричал Дмитрий, как если бы его обвинили в тяжком преступлении, которое он не совершал. – Нет! Я не был сюда приглашен, но приехал сам, потому что думал, что успею…

– Ты знал, что здесь произойдет?

– Не знал, но догадывался… Вот взгляни на эти сумки, мать их, на документы, водительские права, пудреницы, перчатки… Может, ты все же сам вспомнишь имена этих женщин?

Герман нехотя принялся вытряхивать на одеяло содержимое дамских сумочек, каждая из которых представляла собой произведение искусства: вышитые золотыми нитями, украшенные стразами…

– Одна, понятное дело, Закревская, но, судя по фотографии на водительском удостоверении, ее настоящее имя – Лариса, фамилия Савина. Где-то я уже слышал это имя. Вторая, та, что кухарка, – Елена Дмитриевна Юдина. Смотри, все с документами, а на документах фотографии, с их помощью мы хотя бы установим личности погибших… Симпатичная женщина, вот только в сумке бутылка коньяку, причем недорогого…

– Она и не богатая, если учитывать, что ее наняли сюда кухаркой, а не пригласили в качестве гостьи…

– Значит, посулили хорошие деньги…

– Знали, что она хорошо готовит… Но знали ли, что она любит выпить?

– Да какая разница?! Третья дама, здесь только визитка, – агент по недвижимости, фирма «Золотая изба», Екатерина Станиславовна Кислова… Стоп! Смотри, что написано на обороте…

Перевернув карточку, Герман увидел написанные жирно синими чернилами собственное имя и номер телефона.

– Похоже, я обращался к ней с каким-то вопросом, во всяком случае, был с ней знаком… Ты не знаешь, по какому поводу я с ней встречался? – Герман задал этот нелепый на первый взгляд вопрос нарочно, чтобы застигнуть Дмитрия врасплох, чтобы увидеть выражение его лица, зафиксировать растерянность, удивление и, быть может, даже страх.

– Я не знаю, – с каким-то виноватым видом ответил Дмитрий, пожав плечами, которые, как показалось Герману, стали отчего-то уже, слабее. – Правда не знаю.