Ностальгия - это память - Алла Демидова

Иногда мы с ней ходили гулять в валенках и всегда выбирали нехоженые дороги. Часто застревали по пояс в снегу и, хохоча, вытаскивали друг друга. Весело!

На Икше мы любили давать всему прозвища и названия. У нас была там своя Камбоджа – это когда надо идти домой по берегу реки, а там сыро. И вот выбираем: через Камбоджу или через Берегового?

Смоктуновского мы с Неей прозвали Турнесолем и ему даже объяснили, почему: потому, что на однообразном ромашковом поле актерской братии вырос один большой артист Подсолнух – Турнесоль. Потом я написала о нем маленькую книжечку, а Нея – большую статью. Вместе с нашими произведениями мы подарили ему стихи, которые начинались так:

Мне было скучно на Икше без Неи. И ей, я надеюсь, тоже. Мы часто сговаривались ехать вместе на моей машине. Я за ней заезжала, и мы отправлялись туда в любую погоду. Машина по пути не раз ломалась. Однажды она встала в огромной луже на середине дороги. Я открыла капот и вижу, что там какая-то трубка отсоединилась. Надо ее чем-то привязать, а веревки, конечно, нету. «Нея, у вас есть носовой платок?» – «Ну, есть. Но какой?..» Неважно! Привязала я эту трубку Неиным носовым платком, а потом почти месяц так и ездила. Или однажды отказали тормоза. Дело было зимой, но мы все-таки добрались до икшанского дома и уткнулись носом машины в сугроб – так и остановились.

Иногда в Москве меня задерживали репетиции. Я получала от Неи записки (таких посланий было множество, одно случайно сохранилось):

Иногда мы передавали друг другу заграничных друзей. Когда «Таганка» была на гастролях в Праге, меня там опекали две Неиных подруги. Яна Клусакова работала на радио, взяла там у меня большое интервью в прямом эфире и впоследствии перевела мою книжку на чешский язык. Галя Копанева – кинокритик. Я как-то целый месяц жила у нее в маленькой квартирке в Старом городе и прочищала свои мозги запрещенной тогда у нас литературой.

А я «снабжала» Нею своими французскими друзьями, когда ее наконец выпустили за границу и она стала много ездить. И все-таки… Сидя на Икше, я часто от нее слышала: «Никуда не хочу. Только здесь. И в лес по грибы!»

И на Икшу к нам стали приезжать иностранцы. Француженка Джема Салем потом написала книжку о своих московских впечатлениях и целую главу назвала «Пирожки у Неи». Позже она стала приезжать к нам часто, и на помощь мне всегда бросались и Нея, и Петя, ее брат. Он прекрасно играл на гитаре и пел французские песни, а французы удивлялись, откуда он их столько знает. Однажды на Новый год мы устроили бал-маскарад. Я взяла в «Мостеакостюме» напрокат театральные костюмы из «Войны и мира», Рене, муж Джемы, был у нас князем Андреем… – ну, и так далее. Вдруг среди ночи появился Дмитрий Покровский со своим ансамблем, и тут уж мы рванули русские песни.

А однажды (тогда еще не было мобильников, никого нельзя было предупредить) я привезла на Икшу одного английского аристократа, впервые попавшего в Советский Союз. Нея тогда жила еще в однокомнатной квартире. Мы вошли, она что-то писала. Голова повязана платком (на Икше она всегда завязывала голову платком, когда писала), почему-то в полуцыганской юбке, разношенная кофта – вид экзотический, чему я не удивилась, но по реакциям англичанина поняла, что он это отметил. Нея спросила, не голодны ли мы, налили англичанину щей, а сама – стоя над ним – доедала эти щи прямо из кастрюли и на своем немыслимом английском вела с ним беседу про последние английские фильмы. Потом мы, конечно, повели его в наш лес. Он был в восторге от наших необозримых далей и бесконечного леса, и, конечно, от Неи. Она была уникальна. Ни на кого не похожа. И очень талантлива! Это чувствовали все люди с мало-мальски тонкой психикой.

На свой 80-летний юбилей Нея не хотела оставаться в Москве, и мы уехали в Тарусу, в пустующую дачу художника Эдуарда Штейнберга. Очень хорошо там прожили две недели, потом вернулся Эдик с женой Галей, но на участке был еще один дом, и мы переселились туда. Там я почувствовала, что она серьезно больна: она иногда отказывалась идти гулять, чтобы остаться дома и полежать. Раньше даже спешная работа не могла заставить ее сидеть за письменным столом, мы всегда шли в лес.

Последний раз мы с Неей ходили за грибами в начале августа 2004 года. Мы долго шли по так называемой тропе здоровья, но грибов почти не было. Когда переходили ручей, видимо, повернули левее и попали в болотистую местность. В тот год говорили про многочисленных змей в подмосковных лесах. Я шла впереди, как всегда, потому что Нея плохо ориентировалась в лесу. Плутали около пяти часов. А когда наконец вышли из леса – замученные, грязные, – начался сильнейший ливень с градом. Мы прижались к какому-то забору, но все равно вымокли до нитки и двинулись дальше. Пришли, выпили водочки, приняли горячий душ и, как ни странно, не простудились…

На Икше без Неи пусто…

Глубоко при советской власти именитым творческим людям разрешали построить дачный кооператив. Решили строить четырехэтажный дом на 80 одинаковых квартир. Место для дома выбирал Иннокентий Михайлович Смоктуновский. И поскольку он любил поляны, выбрал для строительства этого дома чистое место, где небольшая речка впадает в Истринское водохранилище. Место прекрасное!

Дом долго строили – и наконец, где-то в 80-х годах, туда перебрались все! Николай Крючков, Рязанов, Кулиш, Таривердиев, Чурикова с Панфиловым, Этуш, Лиознова и т. д. – художники, композиторы, киношники, критики и актеры. У всех квартир были закрытые лоджии, а когда ты сидишь у себя, то видишь перед собой поле, а за ним голубую гладь водохранилища, и на другом берегу лес и затерянная в деревьях какая-то деревушка. Просто христолюбие. Бульвары!

Через какое-то время в центре этого поля Иннокентий Михайлович Смоктуновский стал что-то копать. Люди в доме интеллигентные – молча стали наблюдать, что же там Смоктуновский вырастит. А в то лето все поле цвело ромашками, и, конечно, нарушить это белое пространство было жалко. И к середине лета в центре этого роскошного поля стало что-то быстро расти, подниматься и наконец распускаться в подсолнух. Огромный. Он несколько нарушал горизонтальный ландшафт нашего пространства. И когда мы сидели на балконе и любовались летними закатами за водохранилищем, мой приятель, художник Дима Шушкасов, заслонял этот подсолнух рукой. А Нея Марковна Зоркая, которая тоже жила в этом доме, недовольно ворчала: «Это все ваши актерские замашки, Алла Сергеевна, обязательно у всех на виду, в центре поля…»