Погасить черное пламя - Мария Гинзбург

Лайтонд замахнулся, намереваясь прикончить Тенквисса.

Удар страшной силы обрушился на эльфа сзади, как будто его горели бочонком, полным золотых монет. Лайтонд упал на колени, выронив клинок. Он ударил назад своей Цин, вслепую, не видя, но уже чувствуя, как его оплетает магическая сеть. Эта сеть была из чистейшей, словно прямиком из Подземного мира, мертвой силы. Лайтонд и не знал, что в свите Тенквисса есть некроманты. Эльф ощутил, что сеть слишком мощна, чтобы он мог ее разорвать, и подсадил на нее Черного Комара. Тот напился, разбух и с треском лопнул у него на глазах.

Лайтонд согнулся в три погибели в коконе из мертвой силы. Он попытался вывернуться, чтобы увидеть, кто его скрутил.

И он увидел.

Высокая осанистая женщина в сером кардигане появилась, видимо, из той же двери, через которую они оба попали в зал. На широкую кайму у горловины и на подоле черного платья пошел алый бархат. В руках женщина держала Эрустим. Лайтонд понял, что она ударила его силой жезла, и удивился тому, что еще жив. В следующий миг эльф узнал женщину, и в глазах у него потемнело.

– Спасибо, Кертель, – сказал Тенквисс.

Женщина издала какой-то сдавленный звук и стиснула Эрустим двумя руками так, что у нее побелели пальцы. Лицо ее исказила гримаса отвращения. Она тряхнула жезлом, и эльфу показалось, что она хотела бросить его, но артефакт словно прилип к ее ладоням. Лайтонд отвернулся – все было ясно – и столкнулся взглядом с императором.

– Я слишком хорошо к тебе отношусь, – сказал Черное Пламя. – Несмотря ни на что.

Лайтонд тихо, но отчетливо, выругался по-эльфийски, оскорбив императора и его родственников до седьмого колена. Тенквисс усмехнулся.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал он с горечью. – Дело в том…

– Хватит! – яростно закричала Кертель. – Возьми меч и прикончи его!

Голос ее, отразившись от высоких стен зала, пошел гулять по нему многослойным эхом. Лайтонд покачнулся. У него зашумело в голове. Дальнейший разговор он слышал словно сквозь шлем – слова двоились, ломались пополам, гулко отдавались в затылке.

– Нет, – сказал Тенквисс. – Это было бы неразумно. Да и он Музыкант; в момент его смерти откроется Дверь, куда утянет и нас с тобой. Я бы не возражал, но в дыру затащит половину Рабина, а то и весь. Я должен заботиться о людях, во главе которых оказался.

– Я закрою эту Дверь! – крикнула Кертель. – Убей его!

– Нет, – сказал император. – Если кто и может освободить нас из этого кошмара, то только он. Я отправлю его в воспитательный лагерь.

Кертель топнула ногой.

– Только смерть! – выдохнула она. – И только четвертование!

Лайтонд тупо рассматривал зеленые завитушки на подоле кафтана императора, но в тот момент неведомая сила заставила его поднять глаза. Черное Пламя смотрел на него с сочувствием.

– Ну, раз ты так хочешь, любимая, – произнес он.

Император чуть заметно развел руками в знак сожаления.

– Но как же ты очутился здесь?

– Мой брат попросил за меня и отдал дракону свою руку.

– Странные сны приносит северный ветер, нехорошие и тревожные, – подытожил Дренадан. – Ты слишком много думаешь о прошлом.

– Я слишком долго хотел убежать от него, – ответил эльф. – Я бежал, не оглядываясь назад, не глядя по сторонам, в самую глушь.

Глаза Дренадана приобрели стальной блеск при этих словах Лайтонда. Волхв слушал, не перебивая.

– Я смог убедить себя… обмануть. Я забыл, что это все произошло со мной. Я смирился с поражением, я не настолько горд. Я понял, в чем ошибался, и как надо было организовать процесс. Но… Давай лучше поговорим о будущем, – перебил эльф сам себя. – Если жертвоприношения не будет, отпусти нас с Эназерелом. Разреши нам вернуться в лагерь и приступить к работе вместе со всеми. Это успокоит воспитуемых, смягчит ожесточенные сердца.

– Вряд ли, если эльфы узнают причину, по которой вы избежали знакомства с ритуальным ножом, – возразил волхв. – А больше ты ничего не попросишь?

– Я хотел бы уйти и умереть вместе с моими друзьями из Железного Леса, – ответил Лайтонд. – Я вырос там, и если бы я только мог выбирать смерть, я бы хотел умереть вместе с Рингрином и Ваниэль. Но даже этого мне не дано выбрать.

– Даже этого! – усмехнулся Дренадан. – У тебя губа не дура! Для того, чтобы выбрать собственную смерть, нужно очень сильно прийтись по нраву Ящеру. Это – дар, которым награждают лишь редких избранных.

– Возможно, – сказал эльф. – Ты не отпустишь нас к остальным?

– Не сейчас, – ответил волхв. – Эназерел подцепил на болотах заразу, я боюсь, что она уже перекинулась и на тебя. Если я выпущу вас в лагерь, начнется эпидемия.

– И что ты будешь делать?

– Лечить буду, обоих…

Отзвучали последние аккорды песни. Старой, странной песни, радикально расходившейся с летописями Звездных Эльфов.

– И назгул погиб? – спросил Каоледан.

– Да, – сказал Реммевагара. – Даже кольцо не спасло его от проклятия.

– Ну, сейчас девочки не воюют, – ответил Каоледан. – Хелькар справится.

– Как знать, как знать, – пробормотал полуэльф. – У мандречен есть боевые ведьмы, они летают на метлах… почему не быть и наездницам гросайдечей?

Он спохватился:

– Спи. Зря я спел тебе такую страшную песню. Лучше бы я тебе о Продавце Смеха рассказал! Утром мы пойдем кататься на лыжах.

– Угу, – сказал Каоледан. – Если мама не вернется до утра, то мы пойдем к ней. Так она сказала.

Реммевагара поправил ему одеяло, заглянул в люльку к Тиурику – тот безмятежно спал. Полуэльфу это показалось хорошим знаком. Обычно говорят, что материнское сердце – вещун, что матери чувствуют все плохое, что происходит с их детьми. Но ведь связь не должна быть односторонней, вдруг подумал партизан. Если бы с Махой что-нибудь случилось, Тиурику тоже почувствовал бы.

Успокоив себя такими рассуждениями, Реммевагара прошел в кухню Дома. Полуэльф тщательно протер каменную столешницу, где обычно разделывали мясо, и положил на нее семь пучков волос. Семь коротких прядей, шесть темных, одну светлую. Сестра Че срезала их у каждого из Ежей перед тем, как они покинули Дом. Друидка перевязала их нитями разного цвета. Никакой магической нагрузки это не несло. Друидка сделала это для того, чтобы Реммевагаре было легче. Поскольку Реммевагара единственный из отряда Махи не видел в темноте, вопроса о том, кто останется с детьми, даже не возникло.

– Синяя – это Махина, – сказала сестра Че. – Желтая – Тиндекета. Прядь, перевязанная зеленой нитью – это Морко. Лиловая – Глиргвай. Красная – Квендихен. Оранжевая – моя, ну, а волосы Хелькара ты ни с чьими не перепутаешь.

– Хорошо, – с трудом ответил полуэльф.