Дети Антарктиды. Захваченные земли - Даниил Корнаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Угу, — с безразличием ответил сержант, сложив руки на груди и прижимаясь к стенке.
— Да точно, помню! — добавил с легкой улыбкой Вадим Георгиевич. — Слава ко мне за три дня до начала экспедиции подходил, хотел место Домкрату отдать, настолько он его достал упрашивать. Но я настоял, чтоб он ехал. Сами знаете…
Матвей понял, что прогрессист намекал на инвалидность Домкрата.
— Так, ладно, кто-нибудь мне теперь объяснит, что именно здесь произошло? — словно забыв о минувшем разговоре о покойнике, строго спросил Вадим Георгиевич. — Матвей?
Собиратель развел руками.
— Трудно сказать. Все, что мне известно — на водителя напала ищейка, может и несколько судя по увечьям. Был ли здесь рой ищеек? Вряд ли.
— Куча гильз там на асфальте готовы поспорить с этим, собиратель, — вставил свое слово сержант.
— Да, они отстреливались, — ответил Матвей, — но где тогда трупы пришельцев? Да и следов их крови маловато для целого роя. Возможно, они столкнулись с небольшой стаей… не знаю. Много вопросов, но лично меня беспокоит тот факт, что эти мелкие твари напали на них, и твари побольше напали на нас этим утром во время отрицательной температуры.
Сзади послышались тяжелые шаги. Внутри зашел Лейгур. Посмотрев на всех он сел на своюодное кресло и произнес:
— Мне кажется, случившееся здесь должно окончательно развеять сомнения касательно бесполезности этой миссии, — произнес он и взглянул на старика. — Вполне вероятно, что трупы остальных мы повстречаем прямо на дороге, в паре километрах, а, может, и паре сотне метров отсюда.
— Закрой пасть, — рявкнула Надя, выступив вперед. Она встала напротив исландца, который был на полторы головы выше нее, однако прогрессистку, судя по ее ненавистному взгляду это совсем не пугало.
Лейгур совершенно спокойно ей ответил:
— Брось, ты и сама прекрасно понимаешь, что ехать дальше нет никакого смысла. Я вижу это по твоим глазам.
Надя на секунду осеклась, затем сделала еще шаг вперед в попытке еще сильнее пригрозить исландцу, но тот даже и не думал сдвинуться с места.
— Даже если и так, — произнес Матвей, обращаясь к Лейгуру, — мы должны хотя бы попытаться заполучить Копье.
Исландец внезапно рассмеялся и его смех, хоть и был тихим, тем не менее прозвучал в салоне вездехода как прогремевший вдалеке гром.
— Ты умный человек, Матвей. Скажи честно, неужели ты и вправду веришь, что какая-то жидкость в склянке способна прикончить миллиарды этих тварей? Þetta er bull!* Твой отец долго бы смеялся, услышав об этом.
* * *
*Чушь собачья! (исл.).
— Его отец? — с недоумением спросил Вадим Георгиевич.
Матвей вскочил с места и встал рядом с Надей. Без малейшего страха он схватил исландца за шиворот свитера и при помощи всей имеющейся при нем силы прижал того к спинке кресла так сильно, что та заскрипела. Лейгур не сопротивлялся.
— Ты ни хрена не знаешь, что сделал бы мой отец, ясно тебе? Ни хрена! Так что завали свою пасть, поганый трус.
Он рывком выпустил его из хватки и вернулся на место. На шум пришел Ясир, дежуривший у входа. Араб заглянул внутрь и спросил:
— Все хорошо?
Сержант отмахнулся, веля ему продолжать нести дежурство.
Тем временем Лейгур молча поднялся, взглянул на Матвея и произнес:
— Я был мореходом еще до Вторжения, мы с отцом занимались китобойным промыслом, когда в 2053-м в очередной раз сняли мораторий. В те года китов расплодилось так много, что все страны, входящие в международную китобойную комиссию, дали добро на охоту. В тот день мне было пятнадцать, когда на наше небольшое судно напала здоровенная касатка. Удар был такой сильный, что моего отца, стоявшего в ту минуту у края, выбросило за борт. Это произошло так внезапно и быстро, что никто из экипажа этого не заметил, кроме меня.
У Матвея в голове все смешалось. Зачем он это рассказывает? И с какой стати это имеет отношение к их прежнему разговору? Хотелось его остановить, заставить замолчать, но все же он не стал вмешиваться и дал исландцу закончить.
— И что ты сделал? — спросил сержант. Крайне необычно было услышать любопытство с его стороны.
— Ничего, — с полнейшим безразличием в голосе ответил Лейгур. — Я не бросился за спасательным кругом, даже позвать на помощь был не в силах. Меня парализовало. Я чувствовал себя рыбой, которую очистили от костей, куском бесполезной плоти, способной лишь наблюдать, как на том месте в воде, где оказался отец, через минуту стала образовываться красная лужа и плавник одной из касаток, которая то выныривала, то обратно погружалась в темный океан. — Его пронзительные голубые глаза уставились на Матвея. — Это был последний день, когда я был трусом, собиратель. Я увидел, как моя трусость лишила жизни, как заставила уйти его к Богам со словами о проклятиях в мою сторону. О да, я был уверен, что он ругал своего раззяву сынишку, которой вместо помощи стоял столбом, тупо пялясь на него. — Затем он посмотрел на остальных. — Я понял тяжкую цену трусости и убил ее в себе в тот же самый день, не желая больше никогда иметь дела ни с ней, ни с тем, что она оставляет после себя. Так что называйте меня кем угодно, но уж точно не трусом.
Какое-то время в салоне висело тихое молчание. Ярко представленные образы, которые поселил этот загадочный исландец им в головы, не желали отпускать.
— И к чему вся эта болтовня? — нарушила тишину Надя. — Доказать нам, что ты весь такой бесстрашный?
— Нет, — хрипло произнес Лейгур. — Этим я хотел сказать, что пойду с вами до самого конца, каким бы страшным он ни был. И все же вся эта затея со спасением мне видится как падение моего отца в пасть той самой касатки. Прямо сейчас мы барахтаемся в воде, но вот ему… — Исландец взглядом указал в сторону Вадима Георгиевича. — Ему еще не поздно бросить нам спасательный круг, прежде чем смерть доберется до всех нас.
Со стороны водительской кабины донесся металлический удар. Домкрат ударил кулаком по стене, привлекая внимания остальных.
Не сводивший продолжительное время холодного взгляда с Лейгура, Вадим Георгиевич встал с места и позвал Надю, дабы та