Русская военно-промышленная политика. 1914-1917. Государственные задачи и частные интересы - Владимир Поликарпов

Пока изучались возможности использовать американские станки, в Петрограде сменилась власть, и, кроме того, в этот момент уже приходилось считаться с серьезным сдерживающим фактором: на «выгодное и столь нужное России дело снабжения готовым сильным оборудованием» поступил отказ из Лондона: Британское казначейство ссылалось на достигнутое миссией А. Милнера «соглашение с ГАУ в Петрограде, что заказов машин уже помещено больше, чем их можно вывезти, и что поэтому нет смысла помещать больше заказов».[52]

В ГАУ считали, что оборудование «Ремингтона» в составе 1691 станка и механизмов следует передать новому оружейному заводу, создаваемому на территории ТОЗ, и лишь «остальные будут переданы другим заводам». Пополнив свое оборудование, Тульский завод при 20-часовой в сутки работе давал бы по 2000 винтовок — до 60 тысяч в месяц. По условиям контракта, комплект оборудования «Ремингтона» оценивался в 3 млн. долларов. В 1917 г. 120 станков были получены и установлены на Тульском заводе.

С переходом власти в России к большевикам судьба ружейных поставок из США была предопределена. Первоначально 7 (20) ноября 1917 г. Совнарком думал продолжить сотрудничество с «Вестингаузом» и через три недели, 23 ноября (6 декабря), одобрил заказ этой фирме на 1,8 млн. винтовок.[53] Но решение было принято без хозяина. 30 ноября английское правительство распорядилось всю продукцию, выпускаемую в США по действующим русским контрактам (выданным через Моргана под английский кредит), обратить на нужды менее миролюбивых союзников. 24 декабря Англо-русский подкомитет утвердил ликвидацию заказа. Когда выпуск русских винтовок окончательно прекратился, оказалось, что всего для русского правительства «Вестингауз» изготовил 1 081 490 винтовок, получив за это от англичан 40 млн. долларов.

Несмотря на лихорадочные усилия, приносившие ощутимый рост производства, пехоте не хватало половины ружей, а имевшиеся 2,7 млн. почти наполовину представляли собой разнотипные ружья иностранных марок — японских, американских, итальянских, французских; мосинских винтовок насчитывалось лишь 1370 тысяч. На совещании в Ставке 17–18 декабря 1916 г. В.И. Гурко, временно замещавший начальника штаба Верховного главнокомандующего, в присутствии царя всячески подбадривал командующих фронтами и добивался их согласия развить весной 1917 г. наступательные действия. Он объяснил, что, в отличие от русских, «союзники должны соблюдать крайнюю экономию в людях, так как они потом восполнить их не смогут»; иное дело Россия: «У нас же теперь 1,5 миллиона, к 1 апреля поступит еще 1 миллион, итого 2,5 миллиона… Имеющегося запаса людей в 2 миллиона вполне хватит на предстоящий год». Но великий князь Сергей Михайлович должен был осветить положение с другой стороны: «Переходя опять к винтовкам, замечу, что таковых для новых формирований нет… Мы не можем давать для формирований, о которых нас не предупреждали… По сегодняшней записке, надо еще добавить до 300 тысяч винтовок, из которых у меня ни одной нет».

Военное ведомство могло лишь констатировать «появление на вооружении наших противников автоматических винтовок и невозможность изготовить своевременно таковые для нашей армии»[54]. Попытка установить на Сестрорецком заводе производство автомата В.Г. Федорова, предпринятая в октябре 1916 г. — 1917 г., оказалась бесперспективной из-за перегруженности завода другими работами и задержек с поставкой оборудования из-за границы. При позднейшей попытке перенести эту часть производства на Ковровский пулеметный завод Федоров в марте 1918 г. обнаружил, что там «завода, по существу, еще не было. Два недостроенных корпуса, разрозненные станки и приспособления, не стыкующиеся в единую технологическую цепочку, запутанное финансовое положение — вот что застал он на месте».

Расширялось изготовление станков на оружейных заводах. Разросшееся машиностроительное отделение Тульского завода к лету 1915 г. выпускало по станку в день. К 1 ноября 1915 г. казенные ружейные заводы получили 358 из 402 заказанных для них в России станков; из них 231 был изготовлен на Тульском оружейном заводе. В 1916 г. ТОЗ изготовил 600 станков. Во второй половине октября Совет министров утвердил проект сооружения в Туле нового казенного машиностроительного завода для выпуска по 8 станков в день (2400 в год) при одной 9-часовой рабочей смене и до 14 тысяч станковых пулеметов (строительство уже было начато). Внося в октябре 1916 г. этот проект на утверждение Думы, Военное министерство поясняло, что новое предприятие «не только обеспечит потребность в станках названных (ружейных, патронных и трубочных. — В. П.) заводов, но сможет изготовлять станки (близкие по своим типам к вышеупомянутым) и для других технических артиллерийских заведений». Предполагалось, что в механических и инструментальных мастерских самого этого завода будет размещено около 1000 станков (оборудование на 6 млн. руб. должен был поставить «Ремингтон»). Проект оценивался в 32 млн. руб. (1,5 млн. — на отчуждение 122 частных усадеб, часть земли уступил город), первые крупные ассигнования произошли в феврале 1917 г. Сооружение завода продолжалось недолгое время и после Октябрьской революции.

Помимо Тульского, станкостроением занимались также Ижевский, петроградские патронный, трубочный заводы и даже пороховые. Кроме того, источником роста оборудования казенных производств служило перераспределение технических средств путем реквизиций на частных предприятиях.

На успехи в области станкостроения обратил внимание Н. Стоун, автор идеи о вызванном войной процветании России; оно выразилось, в частности, в «чрезмерно быстром промышленном развитии». На этот раз оптимистическое впечатление навеяла обнаружившаяся «способность России заместить импортные машины своим собственным машиностроением». Английский историк в подтверждение указывает на соотношение — по суммарной стоимости — внутренней продукции машиностроения России и ввезенных машин.[55]

Эти данные Стоун берет из вторых рук, ссылаясь на Сидорова, который вынужден был учитывать и использовать цифры, введенные в 1925 г. в обращение С.Г. Струмилиным в его борьбе против «капитулянтов», за высокие темпы индустриализации СССР. «Можем ли мы сомневаться в том, что форсированные темпы индустриализации страны отнюдь не являются для нас предельными, — писал Струмилин. — Не только удвоение их, но, быть может, даже утроение не выходят за пределы теоретически осуществимого», тут лишь «важно знать ее исходные пункты в минувшем» (капитальные фонды, техническую базу), «унаследованные нами целиком от дореволюционного прошлого». Уже до революции, по его словам, промышленная продукция прирастала по 7,6% в год. «Даже без прилива капиталов из-за границы русская промышленность могла бы умножить свои промышленные фонды ежегодно не на 7,2% в год, а даже по полуторной или вдвое более высокой норме». Для доказательства успехов, достигнутых в России к 1917 г. в создании технической базы дальнейшего индустриального развития, Струмилин и привел сопоставление стоимости произведенного в стране промышленного оборудования со стоимостью импортированного.