Плененная фаворитка - Элайн Нексли

Советник французского двора аккуратно поднял девушку. Прижав ее нежное тело к себе, молодой человек произнес: – Не плачь, дорогая моя. Все будет хорошо. Тише…

Услышав его теплые слова и горячее дыхание, молодая женщина успокоилась.

– Что нам делать, господин? Как спасти миледи? Они убьют ее…

– Нет. Не посмеют. Мы отыщем ее и спасем. Миледи вернется домой и вся ее беременность пройдет в счастье и спокойствии. Потом она родит настоящего рыцаря, – мечтательно сказал итальянец.

– Но как мы отыщем ее, как сами выберемся отсюда? – в панике спросила горничная.

– Лошадей и лодки у нас нет. Мы не сможем переправиться на другой берег. Выход только один – провидец.

– И чем он нам поможет?

– Попросим у него коней, потом отправимся в порт. Там возьмем галеру. Умение и мудрость Траяна де Беро поможет нам в этом благом деле, – взяв камеристку за руку, синьор повел ее по длинной тропинке. Лучи солнца играли в ее белокурых волосах, ветер высушил слезы. Ее робкое тело казалось ангельским на фоне вялой травы, посыпанной снегом.

Вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а красноватые отблески померкли, усталые и замерзшие, дворянин и Джесси пришли к дому старика.

Джезаф ласково приняла гостей. Женщина, перемотав рану Мучениго и обработав ее, нежно заметила: – Сколько ран не было бы на теле человека, душевная – самая страшная. Ибо ее невозможно вылечить даже самыми сильными лекарствами. Ведь даже доброе слово, одобрительный взгляд и страстное прикосновение в один миг может стать горем. Потому что, вспомнив что-то хорошее, можно не только обрадоваться, но и загрустить, поняв, что это больше никогда не повториться. А потом упрекать себя за то, что не вкусил полноценного счастья, когда оно, подобно бабочке, сидело на плече. Но…улетело.

Вечером синьор Мучениго и Траян беседовали в кабинете. Женщинам они же приказали удалиться.

– Я так волнуюсь, тетушка Джезаф, – вздохнула Джесси, идя со старухой по темному коридору: – Пусть Бог бережет мадемуазель. Только Ему известно, что те негодяи с ней сделали.

– Не переживай так, дитя мое. Мы отыщем госпожу. Мой муж ведь сказал, что ее сердце до сих пор бьется.

– А если они ее утопят в холодных водах Сены, или задушат шелковым шнурком, а тело оставят в лесу? Не забывайте, мистрис, что несчастная беременна. Хотя…ее дитя возможно уже стало ангелом.

– Все будет хорошо. А сейчас иди, отдохни. Уже поздний час. Завтра, если на то будет воля Всевышнего, все решится.

Джезаф отвела служанку в маленькую комнатку. Там было темно и сыро. Смутный свет лампады играл с полумраком, немного освещая помещение. Около окна веял ветер. Твердая лежанка располагалась возле деревянного столика, заваленного стогами сена.

Несмотря на усталость, камеристка не собиралась спать. В душе у нее бушевала бешеная буря, ледяная и неутихающая. Сердце чувствовало опасность.

Время тянулось мучительно долго. Ночь казалась бесконечной. Джесси, нервно кусая губы, сидела на сеновале. Она безгранично ждала рассвета, но и боялась. Ибо во тьме ничего не видно: ни зла, ни добра. А ясные лучи солнца освещают всю несправедливость, печаль, тоску и боль.

В местной часовне пробило пять часов утра. Небо уже не было черным, оно покрылось алым оттенком. Сквозь затуманенный слезами взор, служанка увидела женщину. Незнакомка стояла около обрыва. Ее робкий стан был прикрыт белым покрывалом. Русые, почти огненные, волосы развивались по ветру. Внезапно девушка повернула голову. Камеристка отшатнулась, узнав…Арабеллу. Француженка смотрела в пустоту, возникшую перед ней, словно стена. Сделав шаг вперед, молодая женщина закричала. Но уже через минуту ее заключили в свои объятия волны. Камеристка застонала, поняв, что ее госпожи больше нет на этом свете…

Джесси с визгом проснулась. Это был лишь кошмар. Но сном не являлось то, что она до сих пор находилась в доме провидца, с нетерпением ожидая утра.

Это ночное видение глубоко впилось ей в грудь и в мысли, разрывая душу. И только придя в себя, горничная поняла, что проспала довольно долго. От переживаний и усталости она погрузилась в глубокий сон, но сейчас англичанка мысленно упрекала себя за это.

Услышав голоса за дверью, девушка вышла в коридор, где стоял Троян, Мучениго и Джезаф. Увидев бледную камеристку, синьор аккуратно взял ее за руку.

– Что с тобой?

– Мне…мне сон приснился.

– Пусть будет к добру, – перекрестилась старуха.

– Во сне я видела мадам де Фрейз, одетую в белое платье, развивающееся по воздуху. Она была очень грустна. Потом сделала шаг в бездну и…с криком упала со скалы. Я увидела светлую шаль Арабеллы, на которой были капли алой крови. Может, она…

– Это видение говорит совсем про другое, – задумчиво произнес провидец: – В нем есть потайной смысл, опасная загадка. Возможно, именно сейчас, в эту минуту и секунду, человек, которого очень любила сударыня, вспомнил о ней. Поэтому он заплакал о том, что потерял верную женщину. Его разум простился с ней и мысленно похоронил. Но девушка жива…. Она плачет о том, что возлюбленный готов навсегда проститься с ней. Ее слезы – это кровавые капли. Сейчас душа и сердце Арабеллы просит нас о помощи. Я слышу ее голос, пронзительный, дрожащий… «Я умираю, медленно и болезненно. Спасите меня,…прошу. Иначе потом будет уже слишком поздно».

Несмотря на все уговоры мужчин остаться в доме, Джесси твердо решила отправиться в путь.

В полдень они уже ехали по узкой аллее к побережью, где их ожидала галера для отплытия на другой берег. Мучениго понимал, что обязан все рассказать королю, ибо только тот по-настоящему может помочь в розыске пропавшей девушки.

* * *

Арабелла видела тревожный сон, яркие краски и постоянные стоны. В этой лихорадке она провела несколько дней с того момента, как разбойники похитили ее. Теперь, с трудом открыв глаза, девушка отчетливо понимала, что находится в темном и сыром подвале, куда не пробивается ни один лучезарный отблеск жизни. Где сейчас синьор Мучениго и Джесси? Что с ними? Живы ли они? Знают ли, что прекрасная госпожа сейчас умирает в ожиданиях смерти?

Молодая женщина прижалась всем телом к грязной стене, завешанной паутиной. В сумраке ей хотелось увидеть яркий огонек, излучавший теплоту и добро. Несмотря на свое полуобморочное состояние, Арабелла ощутила слабый толчок внутри себя. Заплакав от счастья, молодая женщина положила дрожащую руку на живот. Сейчас у нее не хватало сил на полноценную радость, только на слезы. «Я беременна…. Я ношу в себе частичку своего тела, души и сердца. Это мой ребенок и моего возлюбленного короля…».

Раздался скрип двери. Перед взором сударыни появился чей-то расплывчатый силуэт. Незнакомец, наклонившись, внимательно осмотрел свою пленницу, которая испуганно окутала его своим взглядом.

– Кто ты такая?! – прошипел он, сжимая в руке русую прядь ее растрепанных волос.