Игра вслепую - Эйлет Уолдман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из Тихих Аллей мы с Исааком поехали за Руби в еврейский детский сад. Как приятно вернуться в знакомый мир, где даже гой знает, кого и когда называть поцом и как есть бутерброд с пастрами.
По пути домой зазвонил телефон. Пока я его нашарила, чуть не вывернула на встречную полосу.
– Алло? – крикнула я, пытаясь переорать шум на дороге и треск помех.
– Мама! Опасно говорить по телефону в машине. Папа так сказал! – завопила Руби с заднего сиденья.
Я не послушала ни ее, ни свою совесть, и продолжила:
– Алло?
– Привет, это Кэндис. Помните? Подруга Бобби.
Вот это сюрприз. Не ожидала снова ее услышать.
– Откуда у вас мой номер? – спросила я несколько грубо.
– Ваш муж дал. Я позвонила по номеру с визитки, и мне сказали, что у вас есть сотовый. Надеюсь, не возражаете? Могу перезвонить попозже, если сейчас вам неудобно.
– Нет, нет, все нормально, – сказала я быстро.
– Просто звоню узнать, как дела. В смысле, как там дело Бобби.
Я поежилась. У меня не было «дела» или клиента. Одно лишь нездоровое любопытство.
– Нормально. Прекрасно. Вы что-нибудь можете мне сказать, Кэндис?
– Я? Нет. Я ведь ничего не знаю. Мне интересно, что вам удалось выяснить о смерти Бобби, о его матери. Или еще что-нибудь.
Я призадумалась, пытаясь понять, что на уме у этой женщины. Во время нашей последней встречи она была не слишком разговорчива и сказала мне только название больницы, в которой родился Бобби, да и то лишь, чтобы я не выдала ее полиции. Что ей нужно теперь?
– Я встречалась с родной матерью Бобби, – сказала я.
– Правда? Какая она? Он говорил с ней перед смертью? Она что-нибудь знает о его смерти? – вопросы лились из нее бурным потоком.
Я не ответила ни на один из них.
– Кэндис, Бобби упоминал что-нибудь о своем родном отце?
– Об отце? Нет. А что? Он его тоже нашел? Как его зовут? Бобби связался с ним?
Я решила не откровенничать с ней.
– Точно не знаю. Это все, что вы хотели?
– Нет, есть еще кое-что, – сказала она, понизив голос, будто собиралась поведать тайну. – Я много думала о Бобби, о его самоубийстве. Вначале считала, что он не мог убить себя, но потом появилось чувство, что вполне мог.
Я заинтересовалась. Она первая из всех знакомых Бобби предположила, что он мог решиться на этот шаг.
– Вот как? Почему вы так считаете?
– Понимаете, мы с Бобби хорошо знали друг друга. Даже очень хорошо. – Она неприятно хихикнула. – Он доверял мне такие тайны, которые не рассказывал больше никому.
– Например?
– Например, как несчастлив он в личной жизни. Как хотел уйти от Бетси, но чувствовал, что не может.
Я сбавила скорость, не хватало еще, чтобы мое любопытство довело до аварии.
– Почему он не мог уйти от нее?
– Она ведь была наркоманкой. Он боялся, что если бросит ее, она снова подсядет или того хуже…
– Что хуже?
– Ну там, с собой покончит…
– Но как это могло довести его до самоубийства?
– Все-таки вы плохо знали Бобби, не то, что я, – сказала она масляным голосом.
– Возможно. Тогда, может, вы мне объясните, как сложности с Бетси, если они были, могли подтолкнуть его к самоубийству?
– У Бобби была особая душа. Чувствительная душа. В этом мы с ним очень похожи. Такой эмоциональный шантаж держит нас, будто… капкан. Нам тяжело. Уверена, что с Бобби так и получилось. Он потерял себя. Перестал замечать тех, кто мог подарить ему покой и радость. Он не мог так больше жить.
Слова Кэндис не тронули меня ни на йоту. Я не видела в ней ни малейшего сходства с Бобби и очень сомневалась, что их «чувствительные души» так уж родственны. Более того, эта женщина любила его. Естественно, она обвиняет любовницу и невесту Бобби. Но, может, она преследовала еще более гнусную цель? Не пыталась ли направить меня по ложному следу? Она писала Бобби уже после того, как тело предали земле, и получается, ничего не знала и не имела отношения к его смерти. С другой стороны, хотя письма и кажутся искренними, нельзя исключить вариант, что это всего лишь уловка с целью отвести подозрения и подтвердить свою невиновность.
– Значит, вы считаете, что Бобби покончил с собой?
– Вполне вероятно. Хотя, конечно, могло быть по-другому.
– Например?
– Может, он, наконец, решил расстаться с Бетси раз и навсегда. И она решила, что лучше убить его, чем отпустить на свободу.
– Как ты думаешь, каннибалы едят своих детей, и если да, то как они размножаются?
То, что вопрос Питера ни в малейшей степени меня не обескуражил, прекрасно характеризует и наш брак, и профессию моего мужа.
– Вероятно, мама-каннибал начнет питаться собственными отпрысками, только если не будет никакой другой еды, – ответила я после некоторого раздумья.
– Гм. Неплохая мысль. Детоубийство из-за голода – вот что я искал для второго акта. Усилит напряжение как раз до нужной степени.
Мы лежали на диване, переплетя ноги, и приходили в себя после укладывания детей в кровать. Я чуть не связала Руби скакалкой или ремнем от костюма Бэтмена, но она все-таки согласилась улечься и послушать музыку. Еле слышно звучала песня «Шоу-бизнес – всем бизнесам бизнес» из мюзикла «Энни, вытаскивай пистолет». Дочь обожала эстрадные мелодии, она пародировала Этель Мерман почти так же хорошо, как отец.
– Я мог бы сделать карьеру на одних каннибалах. – Кажется, эта тема увлекла Питера не на шутку.
– Карьеру? А что это? – спросила я. Питер ткнул меня в бок пальцем ноги. Я заметила, что палец этот торчит из дырки.
– Тебе нужны новые носки.
– Мне всегда нужны новые носки. У нас очередное обсуждение на тему «хочу понять, что происходит в моей жизни»? Если да, то я налью себе кофе.
Я ткнула его в ответ, постаравшись попасть в самое щекотное место на боку.
– Нет. Мы вообще ничего не будем обсуждать. Разговаривать запрещается.
Минут двадцать мы предавались тому занятию, которое практически забросили после рождения детей. Потом включили телевизор и битый час созерцали окончание шпионского триллера, смутно припоминая, что недавно уже видели его. Вот вам преимущество родительской измотанности – можно смотреть фильм или читать книгу сколько угодно, при этом не запоминая ни единого поворота сюжета.
Наступило субботнее утро, единственный день недели, когда Питер просыпается вместе с детьми, а я занимаюсь своими делами. Сначала подумала съездить в спортзал – я не была там после смерти Бобби, – но не смогла себя заставить. Слишком непривычной и грустной казалась без него тренировка. А заниматься где-нибудь еще было лень.