Год зеро - Джефф Лонг

— А ты ее спровоцировал, — сказала она.

— Черт возьми, Элис, они всего лишь атаковали детский школьный автобус!

— Они атаковали идею.

— Подогретые ток-шоу и таблоидной ересью и управляемые демагогами.

— Пол, согласись, — сказала она совсем тихо. — Ты разъярен, потому что твой план сработал против тебя самого.

— Какой план? — спросил он.

— Ты использовал нас. — Ее глаза сверкнули серой сталью.

Она не выносила фальши в любом проявлении, считая ее надувательством. Именно поэтому Эббот отдал Миранду под опеку Элис, которая была ходячим уроком нравственности.

— Ты провел черту на песке. Они переступили ее. Видишь, как просто. Политика. Ты так же виновен, как и они. Хотел сделать заявление, а получил пинок под зад. Мерзко все вышло. Слава богу, никто не пострадал. Эти окна, кстати, не пуленепробиваемые.

— И что, теперь мы должны спрашивать разрешения у черни, чтоб творить науку? — бушевал он. — Кто-то ведь должен отстаивать свою точку зрения, Элис. Они же нападают не на одну только генную инженерию. Все естественные науки под огнем: отсюда и сокращение финансирования, и пустые аудитории, и клевета в газетах. Мы скользим назад в средневековье. Следующий этап — сожжение книг. Или нас самих.

— Хочешь, чтоб они любили тебя?

— Ну вот еще, — фыркнул он.

— Ты мечтаешь, чтобы они ощутили чудо научного открытия, восхитились и благодарили нас. Может, в один прекрасный день так и будет. Мы подарим им новый источник энергии. Или панацею от насморка. Или вакцину от этой средиземноморской хвори. Такие события цикличны. Но ты должен быть готов к тому, что на каждое славное прилунение «Аполлона» найдется какой-нибудь Галилей и расстроит твои планы. На каждого Солка или Кюри всегда есть Дарвин, обзывающий их обезьянами. На каждого Карла Сагана или Стивена Хокинга, пытающихся просветить народные массы, есть Менгеле или Теллер, дарящие им кошмары. Просто сейчас нам не с чем себя поздравлять, вот и все. А устраивать съезд генетиков у них на заднем дворе — дорога в никуда.

— На заднем дворе? Да мы уже на полпути в никуда.

— Ты знаешь, о чем я. Сам поднял шумиху в прессе, дав на прошлой неделе интервью той женщине из «Двадцать дробь двадцать». А ведь мог бы сфокусировать ее внимание на исследовании этого средиземноморского вируса и сделать из нас героев. Ты же вместо этого завел беседу об эволюции. Что значит: мутация есть Божий замысел? И с какой стати ты вдруг выбрал это ранчо в пустыне вместо того, чтобы поселить людей в Лос-Аламосе, где элементарно безопасней?

Еще вчера Эббот видел секретные отчеты Агентства национальной безопасности, в которых рекомендовалось немедленно закрыть границы США на трехмесячный срок. Это будет драконовская мера: ни воздушных, ни морских, ни сухопутных переездов, никаких транспортировок грузов, деловых путешествий в Париж и обратно или пасхальных каникул в Канкуне — на все это ожидалась директива президента. Политиканы и бюрократы будут ставить препоны до самого Судного дня. Экономика рухнет. Президент колебался. Но эпидемия ящура и коровье бешенство в Европе несколько лет назад, а совсем недавно схватка Америки с сибирской язвой оказались своевременными уроками, многому научив власти. Президент был близок к подписанию директивы. В настоящее время, однако, нет смысла сеять в народе панику. На самых верхах пришли к соглашению: пока работаем, как прежде. Элис, в отличие от Эббота, не входила в узкий круг посвященных.

— Средиземноморская вспышка эпидемии в тысячах километров от большинства американцев. Кроме того, европейцы справляются с ней. Нас это пока не касается. Мы живем в свободной стране, Элис, — вот о чем я хотел заявить. И наука все еще неотъемлемая часть жизни.

— И чтобы доказать это, ты подверг всех нас риску. Нам крупно повезло.

Она его все-таки уела. В некотором смысле эти люди были в его власти — от биологов до астрономов, от экспертов по робототехнике до охотников за бабочками. Занимая трон Царя науки, как его величали, Эббот опекал ученых, подкармливая фондами, которые волшебным образом вытягивал у Конгресса, корпораций и истинных адептов своей веры. Он давал им кров, защищал своим Моисеевым авторитетом, нанимал адвокатов по темным делам и специалистов по пиару. Он приспосабливал их исследования к своим грандиозным планам. Награждал за гениальность, не исключая даже выходцев из других стран, которых затянуло на его орбиту, послов науки, прибывших в его империю. И он чувствовал вину перед толпой. Он их властелин, и его работа — защищать каждого из них. Элис права. Вместо пейнтбольных шариков могли прилететь пули.

— Обожаю этот утренний час, — неожиданно заявила Элис, и Эббот взглянул на нее.

Элис делала вид, что смотрит в окно, покрытое пленкой разбитых яиц и слюны. Толпа напугала ее. Сейчас ей хотелось поскорее начать новый день.

За эти годы Эббот, как, впрочем, и Элис, не раз пытался объяснить себе, почему они так и не поженились в юности. Если б ты тогда сказал то или сделал это, говорили бывало они. Но свадьба так и не состоялась. Они шли каждый своей дорогой: находили спутников жизни, создавали семьи, теряли супругов. Смерть забрала у Элис мужа Виктора шесть месяцев назад, едва не прихватив и ее саму. Хирурги подлатали разбитое сердце, но она все еще была слаба.

Эббот, расчувствовавшись, хотел взять Элис за руку, задержать в своей, не для того, чтобы оправдаться или утешить ее, а просто напомнить им обоим, как все могло быть… Но не стал. Если бы они были моложе и будь от этого толк… Однако в брак ни один из них теперь уже не вступит.

Автобус свернул и направился к вершине холма. Они проехали через Лос-Аламос. Простенькие, непритязательные дома и зеленый парк — типичный американский городок 1970-х годов с населением, занятым на предприятии одной компании. Род ее деятельности звучал просто и понятно: Большая наука.

Они остановились у моста через каньон с отвесными склонами. Обычно автобус без остановок шел дальше, в исследовательский комплекс. Однако после демонстрации на выезде из ранчо Энкантадо в это утро здесь их встречали вооруженные до зубов солдаты. Офицер с планшет-блокнотом забрался в автобус и направился по проходу туда, где сидели Эббот и Голдинг. Элис будто заранее знала, в каком именно месте подписать ему документ. Офицер сказал: «Благодарю, мэм» — и принялся раздавать электронные пропуска и дозиметры. Солдаты дали знак водителю автобуса проезжать через временную баррикаду. Когда пересекли мост, напряжение спало. Вид пулеметов на «хаммерах» для многих ученых был в новинку. Они отнеслись к электронным пропускам и радиационным биркам как к билетам в тематический парк Джеймса Бонда.

Территория лаборатории занимала около двадцати квадратных миль, разбитых на технические зоны — корпуса с исследовательским оборудованием и офисные строения. В пятидесятые, когда люди были напуганы фильмами «Годзилла» и «Капля», Комиссии по атомной энергии США было поручено исследовать мутации, вызываемые ионизирующим излучением. Уж если правительство собиралось сбрасывать водородные бомбы или строить ядерные реакторы, требовалось изучить последствия. Со временем комплекс прошел своего рода модернизацию. Комиссия по атомной энергии стала министерством энергетики. Лос-Аламос перешел под крыло администрации Калифорнийского университета. Генетические исследования трансформировались в проект «Геном человека». И теперь Элис Голдинг и Пол Эббот, два бывших участника антивоенной демонстрации, управляли едва ли не всеми аспектами жизни и деятельности родины водородной бомбы.