Дорогое удовольствие - Татьяна Никандрова

рука ложится мне на лицо и легким надавливанием на челюстно-височный сустав заставляет мой рот раскрыться. Я не успеваю ни возразить, ни вскрикнуть, потому что дальше все происходит мгновенно – гипнотизируя меня застланным пеленой похоти взглядом, Антон заталкивает тонкую кружевную ткань мне в рот и угрожающе тихо произносит:

– Заткнись и начинай мастурбировать. Тебе нечего стесняться, слышишь? Ты охуенно красивая.

Наверное, я извращенка. Иначе почему эта грубость меня так заводит? Почему вместе с обидой и возмущением я ощущаю предательски сильный приток возбуждения? Почему моя промежность ноет и содрогается, умоляя к ней прикоснуться?

Несколько раз хлопаю ресницами, демонстрируя Антону свое повиновение, и его широкая фигура, нависающая надо мной мрачным коршуном, отстраняется. Он делает несколько шагов по диагонали назад и достает из штанов слегка покачивающийся от напряжения член.

Тогда в полумраке его спальни мне не показалось – у него действительно большой. Антон обхватывает рукой свой массивный орган и несколько раз проводит по нему вверх-вниз, сжимая головку. Это бесстыдное, на первый взгляд, движение пробуждает во мне целую бурю сексуальной энергии, и я, отринув остатки стеснения, осторожно кладу средний палец на клитор.

Слегка надавливаю, мну, обвожу кругами взбухший бугорок, и неожиданно ловлю себя на мысли, что пристальный взгляд Антона меня заводит. Да, черт возьми, мне нравится видеть в его глазах этот шторм страсти, эту неукротимую стихию, которая подстегивает нас обоих творить запредельные вещи.

– Продолжай, Камила, – одобрительно хрипит Пеплов. – Покажи, какая ты мокрая.

Осмелев, я опускаю руку ниже, плавно скольжу вдоль чувствительных складок и на одну фалангу погружаю палец во влажное тепло. При этом изнутри раздается тихий, но вполне различимый хлюпающий звук, и я закрываю глаза от наслаждения. Чувствую, как нарастающее с каждой секундой возбуждение топит меня в своих теплых волнах, неумолимо приближая к оргазму.

Я нахожусь буквально в десятке секунд от пика, когда внезапное прикосновение заставляет меня вздрогнуть и распахнуть веки. Пеплов опять стоит рядом, прижимая к своему полуобнаженному торсу мои вытянутые ноги. Он опускает голову вниз, и через мгновенье я ощущаю, как невообразимо горячая, пульсирующая твердь упирается мне в промежность.

Хочу вскрикнуть, но с губ срывается лишь невнятное мычание, ведь рот по-прежнему закрыт самодельным кляпом из трусов. Торопливо выплевываю комок ткани, чтобы успеть попросить Пеплова быть понежнее…

И в этот самый момент острая боль стрелой пронзает низ живота, а девственное нутро наполняется чем-то большим и инородным. Я взвизгиваю, а из глаз тотчас брызгают внезапные слезы. По телу пробегает жгучая рябь, и я, пытаясь осознать себя вне боли, фокусируюсь на лице Антона, на котором впервые в жизни наблюдаю выражение растерянности.

Он медленно отодвигает таз назад, выскальзывая наружу, и какое-то время озадаченно смотрит на свой обтянутый тонким латексом член, помеченный следами моей крови. Должно быть, сейчас в его мозгу ломаются шаблоны. Он наверняка и предположить не мог, что станет для меня первым.

– Девственница, – почти неслышно произносит Пеплов, очевидно, обращаясь к самому себе, а потом поднимает на меня глаза и чуть громче добавляет. – Надо было предупредить.

Глава 18

Я всхлипываю что-то нечленораздельное, а затем вновь натягиваюсь тонкой струной, потому что Антон опять направляет в меня свою каменную плоть. Нет, моя невинность не поменяла его планов.

– Расслабься и не зажимайся, – советует он, опуская ладонь мне на живот и с нажимом обводя пальцем ложбинку пупка.

Делаю глубокий вдох, а на выдохе Пеплов медленно, но от этого не менее напористо погружается в меня. Тугое влагалище вновь растягивается под напором массивного органа, и я в панике принимаюсь скрести ногтями поверхность стола. Под руку мне попадается шариковая ручка, и я с остервенением стискиваю ее так, чтобы острый кончик впивался в ладонь. Мне отчаянно хочется перекрыть саднящую боль между ног другой болью.

Пока я жмурюсь и взвизгиваю, отдаваясь во власть новых, доселе неизведанных телесных ощущений, Антон понемногу увеличивает темп и амплитуду движений. Толчки становятся все более интенсивными, и вскоре кабинет наполняется ритмичными чмокающими звуками ударов плоти и плоть.

С одной стороны, это будоражит, и я чувствую, как отхлынувшее возбуждение вновь возвращается ко мне. Но с другой – ранка внутри все еще поднывает, мешая сконцентрироваться на тягуче-сладком покалывании внизу живота. Постепенно неприятные ощущения теряют свою остроту, становясь тупыми и приглушенными, однако удовольствием тут пока и не пахнет.

Антон тяжело дышит, а на его лбу серебрятся капельки пота. Он продолжает наращивать скорость, и через какое-то время толчки становятся совершенно нестерпимыми, достигая просто бешеного ритма. Шлепки его бедер о мои ягодицы оглушают, и я искренне не понимаю, как меня до сих пор не разорвало на части.

– Пожалуйста, помедленнее, – пищу я, но просьба остается без внимания.

Антон шарит по моему лицу абсолютно невидящим взором и, кажется, вообще не воспринимает то, что я говорю. Он вколачивается в меня с какой-то нечеловеческой силой, и я чувствую себя игрушкой в его руках – беспомощной и беззащитной.

Последнее, максимально размашистое движение бедрами, и Пеплов замирает во мне, слегка прикрыв веки. Несколько секунд непривычной тишины – и его руки покидают мое тело. Внутри тоже становится свободно.

Осторожно опускаю онемевшие ноги и принимаю сидячее положение. Короткого взгляда в настенное зеркало достаточно, чтобы понять, что выгляжу я сейчас, мягко говоря, не очень: растрепанная, с всклокоченными волосами и смазавшимся макияжем.

Не произнося ни слова, Антон отступает на несколько шагов назад и, ловким движением стянув с себя презерватив, выбрасывает его в близстоящую урну. Его движения по обыкновению спокойны и преисполнены уверенности, будто произошедшее ни на секунду не выбило его из колеи.

На автомате поправив волосы, застегиваю лифчик и наклоняюсь, чтобы подобрать валяющуюся на полу блузку. Мне хочется услышать от Антона слова ласки или даже просто элементарные банальности типа «как ты себя чувствуешь?» и «все ли у тебя хорошо?», но парень продолжает молчать. Как ни в чем не бывало заправляет в рубашку в брюки застегивает ремень.

Очевидно, что Пеплова наше безмолвие нисколько не смущает, а вот мне каждая новая секунда тишины напоминает иголку, вонзающуюся в кожу, – некомфортно, неприятно и даже больно. Только что мы были единым целым, а сейчас он даже не удосуживается посмотреть в мою сторону. Ну что за сухарь?!

– Тебе понравилось? – не придумав ничего лучше, интересуюсь я.

Знаю, звучит по-детски, но уж лучше глупые вопросы, чем давящее молчание.

Антон оглядывается на меня так, словно только что