Желтые перчатки - Анна Дубчак

В кресле возле импровизированного винного фонтана сидела темно-красная фигура в тюрбане. Эмма Латинская за весь вечер не проронила ни единого слова. Она молча курила и осматривала гостей. Увидев приближающегося к ней Бориса, она поманила его пальцем и, едва он подошел, как схватила крепко за руку и притянула к себе:

– Вы как, в порядке?

– Что касается моей любви к вам, то в абсолютном порядке. Больше того – я счастлив… – И он галантно поцеловал ей надушенную руку.

– Спасибо… – Голос Эммы Латинской дрогнул, а на глазах выступили слезы: ей вдруг показалось, что этот вечер продлит ее жизнь…

Эмма посмотрела внимательно в глаза Борису – не ошиблась ли она в своем выборе? Нет, не ошиблась. Такой человек, как он, не может быть подлецом. Она выбрала его, и он не предаст ее, одинокую, никому не нужную старуху, дряхлую и насквозь больную, стоящую одной ногой в могиле… И главное – он русский, и она до конца своих дней будет слушать русскую речь, видеть русского мужчину… Таинственность, что она напустила на себя в связи с этим неожиданным браком, скоро растает, как утренний туман… Она все объяснит ему. Ведь все же так просто. Ей нужен надежный друг.

***

Утром за завтраком встретились Борис, Бланш и Эмма.

– Жить втроем – что может быть прекраснее, – сказала Эмма, щурясь от яркого солнца, которое заливало своим светом всю террасу. Кто бы мог подумать, что еще несколько часов тому назад здесь стояли накрытые столы, звучала музыка и до утра на танцевальной площадке целовались какие-то парочки…

Сейчас вокруг все дышало покоем, всюду был безукоризненный порядок и даже цветы на столе казались только что сорванными и хранили на лепестках прозрачные капли росы…

Патрисия принесла поднос с кофе и неслышно удалилась.

– Вот ваш чек, – произнесла Эмма, доставая из кармана розового домашнего платья чек и протягивая Борису. От неожиданности тот выронил из рук печенье и чуть не поперхнулся. – Ведь вы же не верили мне до последнего, не так ли, мсье Захаров… Живите себе в свое удовольствие и считайте, что меня нет вообще… У меня к вам будет лишь единственная просьба: не давать пищу для журналистов, то есть вы должны вести себя незаметно, без эпатажа, ну и, конечно, изредка вам придется сопровождать меня на светских вечерах… Это все.

Борис взял чек и поднес к глазам: десять миллионов франков!

– Я завтра должен лететь в Москву… – произнес он твердым голосом, отодвигая от себя чашку с кофе и впервые в своей жизни чувствуя, как земля уходит у него из-под ног. Впервые его мозг отказывался верить в реальность происходящих событий. – Надеюсь, что мне позволительно будет сделать это, дорогая Эмма?… Я не знаю, чего вы там замышляете против меня – а то, что замышляете, в этом я нисколько не сомневаюсь, – но вы упорно молчите, так и я буду упорным… Так вот, пока вы меня не угробили и не выставили посмешищем перед всем Парижем (а с вас станется!), я завтра же утром вылетаю в Россию… Я был честен с вами (обеими, кстати!), вы были предупреждены об этом, а потому могу добавить лишь следующее: я улетаю, но вернусь… И возможно, со своей дочерью…

– Борис, ты еще ни разу в жизни не говорил так много и быстро… Поезжай, чего уж там… – Бланш вдруг почувствовала себя причастной как никогда к ситуации и, сама того не замечая, перешла в лагерь Эммы. – Мы будем тебя ждать, ведь правда, Эмма?

– Разумеется… Но только ждать вас, мой драгоценный супруг, я буду не в Париже, а в Германии…

– Это еще зачем? – насторожился Борис, почувствовав ледяное дыхание опасности, нависшей над его лысоватой головой. «Неужели эта старая грымза собирается надуть меня перед поездкой в Москву? Черт побери, что она задумала?»

– У вас свои дела, а у меня – свои…

– Надеюсь, это никак не связано с моей персоной?

– Разве что я прикуплю для вас парочку Баварских пивоваренных заводов… – и она хихикнула.

– Воля ваша… – Он поднялся из-за стола. – Вы не будете возражать, если я воспользуюсь вашим телефоном, чтобы позвонить в Москву и предупредить Валентину о своем приезде… Сюрприз сюрпризом, но позвонить все же необходимо…

– Чувствуйте себя как дома, мсье Борис… В вашем распоряжении мой «Ягуар», «Линкольн» и два «Мерседеса»… Я вам дам телефон моего шофера, Андре, сегодня у него выходной, правда, но, если вы соберетесь проехаться по магазинам, он приедет по вашему звонку…

***

Ночью он почти не спал. Перед его глазами все еще маячил крепкий затылок Андре, шофера Эммы, который возил их с Бланш весь день по Парижу в поисках подарков для Валентины и Полины… Бланш сорила деньгами, радуясь покупкам, как ребенок, Борис же находился в постоянном напряжении, как человек, который предупрежден о том, что он – живая мишень и должен быть убит в любую минуту. Вот только когда раздастся выстрел или когда на него налетит грузовик – он не знал, а потому испытывал страшные моральные и физические (он постоянно потел) муки.

– Бланш, дорогая, тебе не кажется, что мы с тобой сошли с ума? – спросил он ее уже в аэропорту на следующий день, когда стоял в ожидании своей посадки. Багаж был сдан, до отправления оставались считанные минуты.

Бланш в нарядном дорогом платье от Версаче едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться: ее уже не радовали деньги (целых три миллиона франков наличными!), которые Борис оставил ей, как он выразился, «на карманные расходы».

Она считала, что таким образом он от нее откупился.

– Борис, десять миллионов франков – это большие деньги… И знаешь, о чем я только что подумала?

– О чем?

– О том, что как же, должно быть, много денег у Эммы Латинской, раз она с такой легкостью отдала нам эти миллионы… Чувствую сердцем, что она тебя подставит… Но вот как, каким образом, это я и постараюсь выяснить, пока тебя не будет… Ты только обещай мне, что вернешься… с Валентиной ли, Полиной, да хоть с кем, но возвращайся… Я люблю тебя, милый… – и Бланш, не выдержав, разрыдалась…

– У тебя красивое платье, – он поцеловал ее в щеку и заспешил к прозрачным стеклянным дверям: объявили наконец-то посадку…

– Вы не знаете, куда она ушла? – спросил Костров у Ирмы и снова наполнил ее рюмку коньяком. – Она же сказала, что на минутку…

Ирма подняла на него глаза и слегка улыбнулась: она уже давно поняла, что Валентина ушла не в туалет – ее вообще не было в ресторане. И это составляло лишь часть их общего плана.

Все началось с того момента, когда во время примерки очередного платья (они находились у Валентины дома, в той самой квартире, которую оплачивала Ирма) по телевизору прозвучало слово «Фламинго».

– Между прочим, одна моя знакомая, – сказала Ирма, вертясь перед зеркалом и разглядывая безукоризненно сидящее на ней платье из сиреневого эластичного гипюра, – основала частную брачную контору, которая тоже называется «Фламинго»… Непонятно, зачем она выбрала эту нежную птицу в качестве названия, но то, что контора явно не брачная, а скорее «внебрачная», мне стало ясно уже с первых ее слов…