Жертвы Черного Октября. 1993 - Валерий Шевченко

Помимо крематориев трупы сжигали и в других местах, которые при желании можно использовать в таких целях. По словам Е. В. Юрченко, источник в МВД сообщил, что несколько десятков тел погибших уничтожили в печах двух московских ТЭЦ. В МВД существовало штатное санитарное подразделение, в задачу которого входило сжигание трупов в случае массовых эпидемий, используя печи ТЭЦ[301]. Об уничтожении тел в ТЭЦ сообщала и газета «Ступени»[302]. По информации другого источника часть трупов из Белого дома уничтожили на хлебозаводе.

Кроме того, установлено, что некоторые останки погибших защитников парламента захоронены на военном полигоне около Климовска Подольского района Московской области[303]. Примечательно, что приблизительно в то же самое время в климовском морге решили избавиться от более тридцати невостребованных трупов. Вырыли траншею около мусорной свалки, закопали там останки и выровняли землю бульдозером. В число захороненных попало и тело начальника отдела администрации президента России. Этот человек еще 21 июля 1993 года был сбит машиной в области и с тех пор считался пропавшим без вести. В ноябре-декабре того же года в центральной печати появились сообщения о данном происшествии с намеком на то, что почвой для слухов о тайных захоронениях в Климовске послужил лишь инцидент с избавлением от невостребованных трупов в местном морге[304].

Фотограф: Компанец А. Е. Фото предоставлено редакцией газеты «Завтра»

Остается только догадываться, что это — только случайное совпадение или тактический маневр с целью отвлечения внимания от подлинного места захоронения жертв октябрьской трагедии на военном полигоне.

Профессор В. Д. Филимонов принимал участие в работе созданной, но вскоре распущенной в связи с амнистией в феврале 1994 года, Комиссии Государственной Думы по расследованию событий 21 сентября — 4 октября. По его данным, большое число трупов, вывезенных из Дома Советов и со стадиона «Асмарал», захоронили на территории воинских частей. К тому же в комиссию начали поступать материалы о страшных преступлениях при штурме Белого дома: о расстрелах в упор безоружных людей, о групповых изнасилованиях женщин и т. д.[305].

Если погибших действительно так много, то возникает вопрос: почему же их не разыскивали родные и близкие? А если и разыскивали, то когда и как? «Даже если и мы что-то прошляпили, — заявил бывший следователь Генпрокуратуры Л. Г. Прошкин, — то просто по здравому смыслу не могло такое количество людей исчезнуть бесследно. Ведь у большинства же есть родственники, жены, дети»[306]. По словам Прошкина, в первую годовщину событий следователи прокуратуры переписали все фамилии, указанные в списках вахты памяти. Многих им удалось найти живыми[307]. «В каждый из 89 субъектов РФ мы отправили поручение с просьбой предоставить сведения обо всех пропавших без вести, — уточнял руководитель следственной группы Сергей Алексеевич Аристов. — На конечном этапе осталось всего две сомнительные „пропажи“: старушка семидесяти восьми лет и тринадцатилетний подросток. Куда они делись, мы так и не выяснили»[308]. Но по утверждению председателя парламентской комиссии по дополнительному изучению и анализу событий сентября — октября 1993 года в Москве Т. А. Астраханкиной, следствие Генпрокуратуры «проходило под сильнейшим давлением и в известной мере под контролем заинтересованных должностных лиц и ведомств». Особую роль сыграло МВД[309]. Остановимся на проблеме поиска людей, пропавших без вести, подробнее.

Фотограф: Косарская Е. Фото предоставлено редакцией газеты «Завтра»

С 12 ч. дня 6 октября 1993 года в ГМУМ начал работать импровизированный информационный центр, куда стекалась информация из московских моргов и больниц о зарегистрированных раненых и погибших. Объявили и справочный круглосуточный телефон — всего лишь один, по которому можно было узнать, нет ли среди уже известных погибших и раненых того или иного человека. Телефон звонил, не смолкая. Звонили как из Москвы, так и из других городов России. Но, например, за один из первых дней работы сотрудники центра смогли дать информацию только по пяти разыскиваемым. Чаще отвечали, что «нет этой фамилии в наших списках, но наши данные еще не полные, попробуйте позвонить завтра». Или успокаивали звонивших следующим образом: «Вашего сына в наших списках нет. Может быть, он не пострадал, позвоните завтра»[310]. Вместе с тем в ГМУМе заявили, что никаких других телефонов, по которым можно получить информацию о пострадавших в трагических событиях в Москве, не существует, и что никакой статистической обработки данных центр вести не будет[311].

С утра 5 октября к окошку справочной Института им. Склифосовского выстроилась очередь. Родственники не вернувшихся домой родных пытались выяснить их судьбу. Женщина средних лет, разыскивающая мужа, когда ей ответили, что больной с такой фамилией не поступал, сказала, как бы не обращаясь ни к кому: «Вот как ушел позавчера утром к Белому дому, так и нет его». Оттеснивший ее от окошка мужчина попросил: «Посмотрите еще две фамилии… Сын с одноклассником вчера ушли туда и пропали…»[312]. В московское бюро регистрации несчастных случаев с 3 по 12 октября обратились 1535 человек, искавших своих пропавших родственников[313]. Конечно, это не означает, что все пропавшие люди так или иначе не нашлись в последующие дни. Далеко не все исчезновения в те дни связаны с кровавыми событиями.