Катастеризм - Александра Голубева

Женя шла с ним рядом.

Завтра это не повторится, но сегодня же можно?

– А задумывались ли вы о том, – спросила снизу вверх Женя, – почему в последнее время в России открывается так много технологических стартапов? Особенно биотехнологических.

Тульин не задумывался. Щурясь на солнце, он задумался прямо сейчас.

Думать было на удивление приятно.

– Не знаю. А может, это просто ошибка восприятия? Может, на самом деле таких стартапов много по всему миру – просто мы замечаем только те, что рядом с нами?

– О-о-о, – одобрительно закивала Женя, – правильно мыслите. Но нет – их у нас действительно много, я гуглила статистику. И вот интересно, почему? Потому что в странах БРИС проще экспериментировать на людях? В них меньше носятся с правами человека, так что проще проворачивать сомнительные опыты, без которых науке никуда? Думаю, так оно и есть. Хотя конкретно в России вообще-то давняя традиция медицинской этики. Когда на Нюрнбернском процессе принимали первый европейский этический медицинский кодекс, у нас уже был свой. Понимаете? – Она шла спиной вперёд, глядя на Тульина. – То есть раньше у нас к этому относились очень серьёзно, а теперь как будто бы стали смотреть сквозь пальцы. Не думаю, что это случайность.

– Вы, кажется, в принципе не очень верите в случайности.

– И вам не советую, – кивнула Женя, развернулась и пошла просто впереди.

Тульину почему-то неприятно ёкнуло, когда он подумал, что под стриженным затылком у неё тоже металлические головастики.

– В общем, есть данность: биотехнологических стартапов сейчас много и относится к ним государство лояльно, благодаря чему и возможно такое, что нас с вами берут в BARDO даже без глубокого медосмотра. Почему так? Ну, во-первых, рекомендации по этике медицинских исследований – всё же обычно рекомендации, а не требования, – разглагольствовала Женя. – По большому счёту, там часто непонятно, кого и за что судить. Во-вторых же, границы современной медицины тоже поди очерти. Ну, когда, например, делают вакцину – всё понятно, это явно медицинская процедура. А вот если тебе в кровь вводят не твои клетки, а синтезированные? А если это не реальные клетки, а наномашины? И даже не из биоматериалов, а, ну, железки? – она щёлкнула себя по затылку. – Уже труднее понять, что это: медицина или… ну… какая-то киберпанковая инженерия, не знаю. И дальше только сложнее. Что, если эти наномашины тебе вводят не чтобы что-то вылечить, а просто для улучшения? Тогда, наверное, это уже не медицина, а аугментация. Что-то вроде продвинутой татуировки. А если для эксперимента? Совсем непонятно, серая зона. – Они стояли на светофоре, только Женя стоять не хотела – приплясывала вокруг Тульина, ходила кругами. – И для нас-то с вами это просто интересная тема, а кто-то же решает, как это всё записано в законе. Или не записано. Часто – не записано. – Светофор мигнул, перекинулся на зелёный. – Не случайно же это так получилось! Всё ясно, как белый день. Если у страны не всё в порядке с экономикой, нужно искать преимущество перед другими. Например, специально создать такие условия, в которых удобно было бы работать экспериментальным технологиям. Они ведь часто прибыльные, а если и нет, то тебе заплатят за саму возможность… Думаю, так это и работает. Они специально мутят воду в законах, размывают границы медицинской этики.

– Как автомобильные лоббисты?

– Нет, иначе.

– И вы считаете, что это плохо?

– Всё, что делают большие сущности, плохо для малых, – серьёзно ответила Женя. – Государства, корпорации, организации – они всегда ищут способы выжать побольше из отдельных людей. И в то же время мы без них не можем. А если говорить именно про биотехнологии, то, ну… какой дурак против прогресса? Нет… – свела она брови. – У меня есть претензии, но в целом, думаю, так правильно.

– У вас есть претензии, – Тульин невольно улыбнулся. – Женя, вы не думали завести блог?

– Блог? Зачем?

– Больно видеть, как столько мыслей пропадает вотще.

– Я что, бабка старая, мысли записывать?

– А что, это уже немодно? – растерялся Тульин. – А как же… Гутенберг? Сила печатного слова?

– Она очень велика. Настолько, что застилает людям глаза. Есть же исследования, про них много писали – вы не слышали? Люди, которые воспринимают свою жизнь через призму социальных сетей, в среднем показывают более низкий уровень счастья и довольства. Потому что, когда с ними что-то происходит или им приходит в голову мысль, они на самом деле не переживают это непосредственно и не думают, а уже планируют, как оформят пост об этом в социальной сети – и из-за этого в итоге недобирают впечатлений. А впечатления нам нужны, без них мы глупеем. Нет, я за экспириенциализм – не слышали? Neu-Dasein, школа непосредственного восприятия? Ну, если в двух словах, то – вот некоторые древнегреческие философы считали, что записывает свои идеи только быдло, которому не хватает ораторского мастерства и памяти. А истинный мыслитель способен всё удержать в голове. И мы тоже в это верим. Впечатления записывают те, кто себе не доверяет.

Тут уже к затылку невольно потянулся Тульин:

– Но… известно же, что голова неизбежно подводит. Нейроны, на которых хранится некое воспоминание, могут просто умереть, и оно потеряется. Вместе с носителем.

– Не. Это сложнее устроено.

– Ладно впечатления. Но вы не перегибаете палку? Неужели вас не тянет поделиться мыслями, соображениями?

– Так вот я делюсь. С вами.

– Я имел в виду – со всеми.

– Но зачем?

– Ну как… не знаю. Похвастаться. Развеять мрак их невежества.

Женя была ниже его почти на голову – и вообще маленькая. Интересно, ей подкручивали специально капюшон? Стандартный должен быть великоват.

Простая ты зверюшка, а, Тульин? Оказался твой буёк говорящим – а ты и рад купиться с потрохами. Волнуешься, чтобы ей было удобно? Переживаешь, не жмёт ли голову капюшон? Вчера волком смотрел, а сегодня выставляешь поперёк неё руку, чтоб не шагнула на проезжую часть слишком быстро, когда свет ещё только жёлтый?

Кто бы мог подумать, что лекарство, которое тебе, Тульин, нужно – это щепотка теорий заговора из интернета.

Или ты просто ждал, пока с тобой кто-нибудь заговорит?

Нет, ответил он самому себе, удивляясь, как глупеет от злобы. Дело же не в этом. Будто мало со мной заговаривали за всё это время.

Просто человек – тварь адаптивная. Рано или поздно мы привыкаем ко всему, устаём молчать и завязываем беседу с первым, кто подвернётся под руку. Начинаем новую жизнь, не дожидаясь понедельника, просто потому что в четверг встали с удачной ноги.

Но что же в этом плохого?

– Знаете, вот этого я про ваше поколение совсем не понимаю, – говорила тем временем Женя. – Почему вы считаете всех вокруг дураками? Мне шестнадцать лет, и если я до всего этого дошла своим умом, то и другие дойдут. Ещё я буду кого-то учить! Нет уж. Появится у меня настоящая теория – со ссылками, данными и доказательствами, – тогда я, конечно, её зафиксирую. А просто домыслы свои записывать… в интернете и так мусора хватает. Neu-Dasein. Я лучше эти мысли просто переживу.