Мэдмакс - Дмитрий Манасыпов

Дверь внутрь была одна, толстая, из двойного листа стали, открываемая изнутри караульными. Посетителей рассматривали через три оконца, в нужные моменты легко превращаемые в бойницы. Уюта, само собой, это не создавало, только Маслёнке было на то плевать.

Лязгнуло, закрываясь за ними и Мэдмакс вздрогнул, вдруг окунувшись в собственное прошлое, случившееся уже пять лет назад. Он сам топтал здесь блестящий пол почти пару лет, регулярно отправляемый на службу Вертихвостом. Его-то, своего бывшего командира, Мэдмакс хотел видеть даже меньше Маслёнки. Для той дело и прибыль всегда на первом месте, может и прижать свою ревнивую злобу к бывшему воспитаннику, ушедшему в большой мир.

Вертихвост — дело другое. Он почти как Беркут, служит по любви, только любовь его — Завод, крохотный мирок, варящий в себе людей почище всякого котла. Вертихвост считал Завод настоящей родиной, а всех своих воспитанников, товарищей и даже собственных бывших наставников — механизмами, должными служить Заводу. Мэдмакс не соглашался с ним раньше, а сейчас, наверное, просто послал бы подальше с этой дурью.

Хотя и надеялся, что до свидания с Вертихвостом дело не дойдет. И ошибся.

— Не наврали, — довольно протянул бывший командир, учитель и благодетель. — Пёс вернулся в родные пенаты, надо же.

Невысокий, сухощавый, обманчиво мягколицый и с огромными кистями, всегда пугавшими Мэдмакса.

— Он у нас теперь не Пес. — Маслёнка, уже севшая на свой трон, поморщилась. — Он у нас теперь Мэдмакс, вон как. Красиво, звучно, глупо и, как и все в его поступках, очень по-детски.

Отвечать не стоило, стоило присесть на один из трех стульев, стоявших перед большим столом, за которым рулила всем хозяйством эта улыбчивая тетенька с морщинками у глаз и в краешках рта.

Кроме Вертихвоста в кабинете присутствовал Беркут, совершенно не удивив. На Мэдмакса тот не смотрел, разглядывая Белого и Доцента. Переговоры выходили честными, трое на трое, охранников Маслёнка не держала, полагаясь на двух главных и лучших безопасников.

Белый смотрел на них, а вот Доцент рассматривал обстановку, обалдело и недоверчиво. Да, братишка, это все правда, тебе не чудится. Стеклянная крышка стола, длинные полоски жалюзи, лениво, но мощно работающий вентилятор под потолком, розово светящие настенные светильники, ковер, от входа и по всему полу, полностью прячущий все звуки. Высокие стальные шкафы, прячущие в себе мешки серебра и бухгалтерию, прозрачные, выставляющие напоказ всякие диковины. И головы чуть уровня глаз, застывшие навечно в своем мертвом сне.

Главными тут всегда были две башки, закрепленные прямо над Маслёнкой.

Одна — огромного медведя, повадившего ходить в три дальние поселки с качалками, сжирая сторожевых псов, пьяных работяг и зазевавшихся сторожей. Вытянутая широченная морда, никак не меньше, чем две обычных, две пары глаз, живая и слепая, клыки длиной в полтора пальца, причем, пальца Вертихвоста. Мэдмакс был среди ушедших на ту охоту и трех вернувшихся. Вернее, двух пришедших и одного едва живого. Едва живым, стонущим на носилках, был сам Мэдмакс. Несли носилки Вертихвост и Газырь. Газыря убили степняки, всего лишь спустя два месяца, Вертихвост же сидел и поблескивал на Мэдмакса злыми глазами.

Вторая — Краснозуба, вождя большой банды степняков, вырождающихся больных ублюдков, искореженных больным миром, радиацией, мутагенами из боеголовок с биологическим оружием и самой жизнью, суровой, злобной и совершенно нечеловеческой. Испрещенная татуировками, с сохранившимися полуседыми пучками волос, собранными в три неравных хвоста. Голову с его покатых сильных плеч снес лично Беркут, гонявшийся за сволочью, спалившей три каравана не меньше полугода.

Остальные головы принадлежали всяким фертами рангом пониже и мастью слабее. Мошенники, бандиты, одиночки и вожаки самых сильных звериных стай округи. Маслёнка ненавидела дискомфорт своих работников, возникающий то из-за чьей-то наглости и жадности, то из-за наглости и голода. Вертихвост со своими парнями, как и Мэдмакс пять лет назад, регулярно уходил в рейды и никогда не возвращался без добычи. С того времени у него лишь добавилось седых волос, а на стенах — голов.

— Ну, гости дорогие, рассказывайте, какая нужда привела вас к нам? В добрые чувства моего бывшего воспитанника, решившего вернуться да покаяться, не верю. — Маслёнка звякнула в колокольчик. — От чая не откажетесь?

— Не откажусь, — Белый кивнул, — и привела нас, на самом деле, простая потребность в горючем.

— Вам, молодой человек, противопоказано вести переговоры с взрослыми и серьезными людьми. Особенно, если те люди дела. — Маслёнка растянула одну из своих приятных улыбок, моментально превратившись в добрую тетушку. — С места в карьер, ай-ай-ай, что за молодежь пошла…

— Мы немного торопимся, — Белый сверкнул своей гордостью — белоснежной улыбкой, на полную включая главный козырь при разговорах с такими вот, как Маслёнка, сильными особами — обаяние.

Белый умел это делать как никто другой, Мэдмакс знал это с первых месяцев знакомства. Белый очаровывал женщин, мужчин, хоть черта лысого, с одинаковым успехом. Где нужно — поедал глазами любое движение собеседницы, когда необходимо — превращался в само внимание, полностью погружаясь в рассказ оппонента и незаметно переманивая того на свою сторону.

Но сейчас Мэдмакс пожалел о своей главной ошибке, о несказанных словах про улыбку Маслёнки. Та улыбалась часто, много и всегда по-разному, умея чуть дернувшимся краешком рта или саркастично изогнутыми губами сказать многое без слов. Но… Но она никогда не показывала зубов, не размыкала губ и старалась смеяться мелко, так, чтобы рот не открывался.

Маслёнка страдала из-за своих кривых, растущих в разные стороны, зубов. А когда та вошла в возраст, перебравшись через тридцатую зиму и уже на памяти Мэдмакса, они еще и начали портиться.

И вот сейчас, надо же…

— Ты мне, милок, не скалься. — посоветовала хозяйка. — Я таким ухарям, что мне вроде как незаметно в вырез заглядывают, на сиськи пялючись, зубья в мах выбиваю. Молод ты, сидеть вот так напротив и считать, мол, достаточно петухом хвост распустить перед деревенской теткой и дело в кармане. Уяснил, дорогуша?

Белый кивнул и нацепил свою вторую маску, непроницаемую и спокойную. Мэдмаксу хотелось верить, что черед третьей не придет.

— Горючее нужно?

— Да, — кивнул Белый, — баки под завязку, дополнительные канистры, штук восемь.

— Тара своя?

— Конечно, я человек экономный.

— Ишь, — усмехнулась Маслёнка, — слышали, парни, экономный, говорит, ну-ну. Гляжу, далеко собрались всем своим кагалом?

Белый кивнул. Пока все шло нормально, но Макс старался следить и за переговорщиками и за безопасниками.

Из дополнительных канистр им потребуется, если все хорошо, две. На горючке из баков отряд должен добраться до «консервы» совершенно спокойно. Дополнительная покупка нужна замести следы, подкинуть информации для размышления и усыпить бдительность прицепленного хвоста. А в хвосте Мэдмакс не сомневался.