Властелин Некронда - Джейн Уэлч

Юноша попытался взять себя в руки и хорошенько подумать. Наверняка можно что-то предпринять, чем-то помочь себе. Сперва Каспар дивился – почему это, перенесясь в параллельный мир, он из пустыни очутился прямиком в море. Однако потом вспомнил, как, бредя по пустыне, тяжело передвигал ноги по хрустящим, растрескавшимся солончакам, устало влачась мимо обломков камней с отпечатками морских рыб. В жизни ему еще не приходилось видеть столько окаменелостей. Должно быть, пустыня некогда была морским дном. Впрочем, это знание ничем ему не помогало. Каспар знал: если только кто-нибудь или что-нибудь не разыщет его через Яйцо, не вытащит, он так и останется навеки здесь, среди барахтающейся живой массы, чудовищного супа.

Страшная мысль словно подточила силы несчастного. Юноша снова с головой ушел в холодную, безжизненную воду, погружаясь все ниже и ниже, минуя на своем пути сотни извивающихся, лютых морских тварей, пока не ударился, наконец, о дно. Отныне его место здесь. Навсегда. Им овладела полная безнадежность. Прощай, жизнь. Прощай всё, что когда-то казалось важным. Ему суждено навеки остаться здесь. Что проку спорить с судьбой?

Каспар лежал, изнемогая от страха и горя, сходя с ума от мысли о вечности. С каждой минутой он все острее осознавал ужас своего положения. Серые тучи отчаяния затягивали разум, пока юноше не показалось, что он вот-вот взорвется, не в силах выносить этой муки.

Повсюду царило одиночество. Он выпал из цикла жизни. Рядом лежали и другие животные – гигантские кальмары, огромные киты, увенчанная рогом акула. Всех их объединяло одно и то же несчастье. Там, наверху, пока Каспар еще боролся, пытался вернуться домой, он обладал хотя бы волей к битве – и это было бесконечно лучше, чем нынешнее тупое безразличие. На поверхности у него еще оставалась надежда. А надежда – это все. Это главное.

Вот если бы находиться ближе к Некронду, чем прочие здешние твари, возможно, некий шанс еще был бы. Скажем, если бы Май случайно подобрала Яйцо, она бы могла отворить для него ворота домой. Юноша поднял голову и протянул руки наверх, вновь готовый к борьбе.

Но если чудовище, в которое превратился Перрен, сожрало Май – откуда ждать помощи? Руки Каспара безвольно опустились, голова поникла. И все же надежда остается всегда. Если непрестанно бороться, быть может, не сегодня, не завтра, не в этом году, но хотя бы через тысячи лет кто-нибудь поднимет Некронд и вытащит его, Каспара, отсюда. Да, его могут спасти – при условии, что он будет к Некронду ближе всех. Надо плыть и не терять надежды, потому что, как ни взгляни, обрести свободу через тысячу лет гораздо лучше, чем остаться здесь навеки. Вечность. Вечность гораздо длиннее тысяч, даже миллионов лет. Вечность – это что-то непредставимое. Юноша упрямо помотал головой. Кто-нибудь обязательно найдет его. Ему тут не место!

Ярость, гневная обида на несправедливость судьбы подстегнула волю Каспара. Он оттолкнулся от дна и поплыл наверх. Надежда вновь мало-помалу разгоралась в нем. А что, если попробовать покричать?

– Май! – вопль его прорезал толщу воды струйкой пузырьков. – Май, найди меня!

А вдруг она мертва? Да и вообще, с какой стати ей искать его, ведь он так грубо оттолкнул бывшую возлюбленную? Даже здесь, в бездне морей Иномирья жгучая горечь ревности все так же терзала сердце молодого торра-альтанца.

Если от Май помощи ждать не приходится – от кого же тогда? Остаются только Перрен и животные. Смешно и думать, что кто-то из них сумеет понять происшедшее. И все же внутренний голос подсказывал Каспару сделать ставку на Огнебоя. Верный скакун ни за что не покинет своего хозяина. Бой – единственный, кто безраздельно принадлежит ему, Каспару. Возможно, эти узы окажутся крепче прочих. Может, их хватит, чтобы преодолеть бездну. Тем более у Огнебоя больше всех шансов выжить в пустыне, даже если все остальные члены маленького отряда погибнут.

– Бой! – что есть сил закричал юноша. – Бой, услышь меня! Помоги мне!

Он рвался наверх, судорожно хватаясь за пронизанный брызгами воздух, пока удар чьего-то могучего хвоста не сшиб его обратно. Однако на сей раз Каспар не собирался так легко сдаваться. Он безгранично верил в своего скакуна. Огнебой один из всех наверняка услышит зов хозяина. Каспару всегда казалось, что лошади куда более остро реагируют на Некронд, чем люди. Энергично работая ногами, он подплыл к рогатому киту и залез на твердую, шершавую спину. Кит и не почувствовал столь ничтожного седока. Юноша стоял почти по пояс в воде. Холодный воздух рвал тело на куски. Зато определенного успеха Каспар все-таки добился: теперь он находился ближе к Некронду, чем все прочие морские твари.

Вытянувшись во весь рост, он снова принялся звать коня:

– Бой! Бой! Я здесь! Найди меня!

Каспар все звал и звал, прекрасно понимая, что вся его надежда – просто бред сумасшедшего: конь ни за что не сумеет правильно понять ситуацию, даже если и услышит его. Ну и пусть бред – все равно, кроме Огнебоя, ему сейчас надеяться не на кого, значит, остается цепляться за последнюю соломинку.

Подняв голову, он уставился на огромное око Некронда. Внезапно мраморную поверхность Камня прорезала яркая вспышка. Она молнией осветила все небо, пронзила тучи и ударила в далекий берег.

– Нет! Нет! – закричал Каспар, взывая к висевшему в вышине шару. Он-то надеялся, эта вспышка света ищет его. – Я здесь! Бой!

Внезапно сердце у него остановилось. К небу начал подниматься призрачный поток белого пара, а вслед за ним – темный смерч, что заострился, принял форму стрелы и скользнул в щель, что перечеркивала матовую гладь.

В висках Каспара вновь запульсировала боль. В полном отчаянии он рухнул обратно в воду.

Май завизжала. Все потемнело. Девушка ничего не видела, не слышала и не ощущала. Внезапно все пять чувств разом вернулись к ней. Очнувшись, она захлебнулась и закашлялась.

Повсюду крутом была вода. Вода падала с неба сплошным потоком, точно кто-то там, наверху, поливал землю из огромного ведра. Горовик отшвырнул девушку в сторону и принялся горстями ловить эту воду, жадно пить, лакать. Живот у него раздулся. Горовика начало рвать, он извергал мутную сероватую жидкость, но тотчас же снова принимался пить. Май закашлялась, давясь и задыхаясь, и потихоньку поползла в сторону. Нога от боли занемела и не двигалась.

Хорошо еще, кость уцелела и, кажется, могла выдерживать вес тела. Но при малейшей попытке согнуть ногу бедняжку пронзала мучительная боль. Еще по тем временам, когда Май помогала Морригвэн лечить молодых солдат после тренировок, она запомнила: сильные ссадины, раны мягких тканей, могут быть куда болезненнее иных переломов.

Беглянка оглянулась, выискивая глазами Руну и Трога. Волчица тянула ее зубами за край платья, призывая вставать, а вот Трог трусливо пытался удрать от сверхъестественного водопада. Небо словно разверзлось. Вода, что струилась по лицу Май, оказалась соленой. Май подстегивала себя мыслями о том, что должна спастись ради своего еще не рожденного ребенка – ребенка Талоркана. Хотя из-за этого ребенка Май утратила любовь Каспара, однако дитя было для нее дороже всего на свете.