Гимназистка. Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович

выговор и намеревается служить только мне. Пришлось сказать, что я сама прекрасно справлюсь, тем более что я собиралась пригласить к завтраку Мефодия Всеславовича, о котором горничной знать не нужно.

– Вы сами, Елизавета Дмитриевна? – с легким неодобрением уточнила она. – Но мне платят…

– За то, чтобы делать мою жизнь легче, а не мешать, – отрезала я. – Я хочу позавтракать так, чтобы передо мной никто не мельтешил. Это для вас слишком сложно?

Горничная вышла с таким видом, словно была английской королевой, а я ей нагрубила самым гадким образом. Но все же вышла, после чего я набросила на комнату плетение от прослушивания, чтобы не давать повода считать, что я разговариваю сама с собой.

– Мефодий Всеславович, будете кушать? – спросила я.

– Елизавета Дмитриевна, да не требуется мне столько, – отозвался он и, несмотря на свои слова, сразу подсел к столу. – Мы ж не едой в основном питаемся.

– Но едой тоже, – улыбнулась я. – Так что ешьте, пока горячее. Не расстраивайте Полину.

– Ее расстроишь, – буркнул он, подтягивая к себе сырник. – Я вот что хотел вам напомнить, Елизавета Дмитриевна, вы опять оборотом пренебрегаете.

– Так я не так давно очень долго рысью пробыла…

– Ежедневно! – Он грозно взмахнул сырником, от которого внезапно осталась только половина. – Вы недавно зверя обрели, вам ежедневно его вызывать надо, чтобы возможных неприятностей избежать. Тем более здесь у вас все условия, даже дверца маленькая во входной двери есть. Вот и гуляйте по парку.

– Там людей много, – напомнила я. – Ни к чему им лишний раз на меня пялиться.

– Ночью гуляйте, если людей стесняетесь, – возразил домовой, активно вгрызаясь уже в следующий сырник. – Чем крепче вы к рыси прикипите, тем меньше вероятности, что лиса пристанет, понимаете? Вы ж пока до артефакта доберетесь, только боги знают, сколько времени пройдет.

Я положила пару сырников себе на тарелку, справедливо подозревая, что останусь без завтрака, если не потороплюсь, и уже потом сказала:

– Я вот подумала, что в квартире Седых тайник был или без применения магии, или плетения замаскировали чем-то. Мефодий Всеславович, возможно ли замаскировать плетения?

– Есть такие сплавы, – задумчиво протянул домовой, – ежели в ящик, из них сделанный, поместить предмет с плетениями, то плетений никто не углядит. Да токмо они и работать будут лишь внутри. И слой металла толстый нужен.

– В стене не спрячешь и под ящиком стола тоже. Под полом?

– Смотреть надо, – солидно сказал Мефодий Всеславович и налил себе чаю в извлеченную словно из воздуха чашку. И чашку я тоже раньше не видела. – Дорогие такие ящики, не каждому по карману.

– А чашки? – не удержалась я.

– Что чашки?

– Дорогие? Вот как у вас…

– Так это подарок мне от местных. Со знакомством, значится.

– Здесь есть домовые? – удивилась я.

– А чего ж не быть-то? Здесь магии полно. Людей хороших тоже. Домовых даже мало на такую толпу-то, – степенно ответил Мефодий Всеславович. – Я пообещал помогать, если вы возражать не будете. Ведь не будете?

– Не буду, – подтвердила я. – Если такие ящики дорогие, а мы жили бедно, то, получается, в квартире обычный тайник, без магии?

– Думаете, не проверили? – скептически спросил домовой.

– Полы точно не вскрывали. Все остальное перевернули, а полы не вскрывали. Может, просто уверены были, что тайник закрыт настроенными на меня плетениями?

Я сказала и задумалась. Так ли просто было вскрыть пол, показать Юрию артефакт и вновь сделать так, словно ничего не было? Нет, тайник непременно должен был легко открываться. Лиза, та, которая была до меня, не обладала способностью скрыть звуки и вряд ли могла оставить Юрия надолго. Нет, все же с ним нужно переговорить, Николай прав.

– Так проверить можно, есть ли что под полом, – заметил домовой. – Хотя… Если тоненькую пластинку из того сплава, о котором я говорил, положить, помехи будут. Но сам артефакт так не скроешь, только в ящике.

Да, о том, что артефакт фонит тоже, я не подумала, настолько казалось это незначительным при размышлении о тайнике. Но ведь скрыли же его как-то? Вдруг металла аккурат хватило на один артефакт и он сейчас сиротливо валяется под полом? При мысли о том, что столь ценная вещь лежит, никем не охраняемая, меня охватил настоящий ужас. Но если бы все было так просто, неужели его уже не нашли бы?

Успокаивая себя такими мыслями, я отправилась на работу, где застала скандал в самом разгаре. Тимофеев вовсю распекал Соколова. Был он столь страшен, что я поздоровалась и отошла подальше, на случай если вдруг начнут разбрасывать поражающие плетения. Конечно, посторонним лицам доставаться не должно, но, как мне показалось, на мой приход никто не обратил внимания.

– Это нарушение моих прав! – орал Соколов не хуже Тимофеева.

– Правила едины для всех! – заревел ему в ответ заведующий лабораторией. – Сколько еще вы будете позорить нашу лабораторию?

– Весь позор лег на университет, – гордо ответил Соколов и встал в позу, наверняка подсмотренную у какой-то античной статуи. – В конце концов, для работающих в университете оборотней могли бы сделать исключение.

– Никто для вас исключение делать не будет! – гаркнул Тимофеев. – Пора бы уже понять! Не младенец, чай! Хотя иногда как послушаю вас – и кажется, что взрослеть вам еще долго.

– Лучше взрослеть, чем скатываться в старческое слабоумие!

Это Соколов сказал зря. Тимофеев побагровел и рявкнул: «Вон!» – так, что алхимическая посуда задребезжала. Поскольку аспирант не поторопился убраться, его убрало за дверь каким-то хитрым плетением, и дверь за ним тоже закрыло с особо противным треском. Потом заведующий перевел налитые кровью глаза на меня.

– Теперь вы, Елизавета Дмитриевна! – рявкнул он. – Если вы надеетесь, что ради вас кто-то будет перекраивать университетские правила, то совершенно зря!

– Я никогда не просила к себе особого отношения, – ответила я, сильно опасаясь, что если меня так же вышвырнут за дверь, как незадачливого Соколова, то вернуться уже не получится. – Если я что-то нарушила, то не потому, что этого хотела, а по незнанию. Я сделала что-то не то?

– Вы – нет, – бросил успокаивающийся на глазах Тимофеев, – а вот паршивец Соколов… Навязали его на мою голову…

– Он сделал что-то несовместимое с целительской этикой? – уточнила я.

– С правилами университета, которые однозначно запрещают оборотням проходить защиту во втором облике.

– То есть на территории университета обращаться нельзя? – заволновалась я, поскольку в этом случае о рекомендации Мефодия Всеславовича можно было забыть.

– На территории можно и за территорией – тоже, а вот пересекать защиту университета нельзя.

– Но почему? – удивилась я такому странному требованию.

– Потому что она выбивает из звериного облика в человеческий, чего до этого… не совсем