Мой злодей - Джоанна Линдсей

— Как странно видеть вас здесь! — весело заметил Руперт.

Сама она не видела в этом ничего странного и потому заподозрила, что он за ней следил. Иначе с чего бы ему здесь появиться?

— Решили заняться вязанием? — съязвила Ребекка, подходя к полкам с пряжей.

— Нет, решил встретиться с вами наедине. Приятно знать, что вы сумели пойти мне навстречу.

Его ответ обрадовал Ребекку, но все же она решила предупредить:

— Я не одна.

— Сейчас рядом с вами никого нет.

Ребекка остановилась перед столом, на котором были уложены мотки ярких ниток. Руперт наклонился ближе и показал на моток розовой шерсти:

— Вот эта вам пойдет.

Ребекка почти не слышала его слов. Она изо всех сил старалась унять захлестнувшее ее волнение. Продавец улыбнулся им, очевидно, считая, что перед ним влюбленная парочка, пожелавшая уединиться.

Ребекка и сама воспользовалась почти полным отсутствием свидетелей и не спешила отстраниться от Руперта. Хотя такое поведение окружающие могли посчитать крайне неприличным! Она понимала, что должна немедленно от него отойти, но почему-то не хотела этого делать.

— У вас необыкновенные глаза, Бекка. Как темные озера. Читать по ним трудно, и они окутывают тайной. А розовый цвет оттеняет их.

Ребекка ощутила, как Руперт прижался к ней бедром, и сердце ее бешено забилось.

— Будь мы действительно одни, я непременно поднял бы твою юбку, — прошептал он ей на ухо.

Голова Ребекки мгновенно пошла кругом, и она едва не задохнулась. Ребекка закашлялась, и Руперт отступил. Она резко развернулась и окинула его яростным взглядом.

— Если я снова вас поцелую, вы швырнете в меня мотком пряжи? — осведомился он.

Теперь Ребекка поняла, что он поддразнивает ее. Всего лишь поддразнивает, причем самым возмутительным образом. Хорошо еще, что он не делает попытки соблазнить ее прямо в магазине! И все же его поведение было крайне неприличным. Неужели он так привык к утонченным, умудренным жизнью светским дамам, что забыл, как нужно вести себя с молодыми невинными девушками — ведь те вполне могут лишиться чувств от столь непристойных речей! Или он просто не желает делать различий между опытными женщинами и молодыми особами? Скорее всего. Что ж, подобное поведение присуще завзятому распутнику. Но неужели у него совершенно нет совести?

— Никаких поцелуев, — сурово ответила Ребекка. — Вы были прекрасным учителем. Другие уроки мне не понадобятся. Считайте, что я окончила курс.

— Какая обида! — рассмеялся Руперт. — Вам следовало признать свою неумелость и попросить дальнейших наставлений. Знаете, я далеко не всем предлагаю свои объятия.

— Правда? — усмехнулась Ребекка. — А вот я слышала иное. Она повернулась к столику с пряжей. Близость Руперта смущала ее, и к тому же он все еще не сказал, что здесь делает.

— Итак, вы проезжали мимо и заметили меня? — небрежно бросила Ребекка.

Руперт шагнул вперед и встал рядом. Слишком близко. Теперь их руки соприкасались. Он притворился, будто изучает пряжу.

— Собственно говоря, нет, — сказал он самым небрежным тоном. — Мне нужно было забрать пакет в одном доме на этой улице. Это моя вторая остановка. Я возвращался с первого свидания, когда увидел ваш экипаж на Уигмор-стрит, и поскольку мы ехали в одном направлении, я понял, что вы где-то здесь. Навещали друзей?

Ребекка мгновенно поняла, что в этом вопросе кроется ловушка. Господи, да он, кажется, снова ее доращивает! Она могла бы поклясться, что в тот раз Руперт ей поверил. Раздраженная этим открытием, она решила ничего не говорить, тем более что Найджел, должно быть, рассказал ему, что просил ее о сотрудничестве. Следовательно, Найджел доверился ей, а вот Руперт — нет.

— У меня нет друзей в Лондоне, а вот у моей горничной — есть, — коротко ответила Ребекка.

Это нельзя было назвать откровенной ложью. Один из прежних возлюбленных Флоры действительно перебрался в Лондон, так что она могла навещать кого-то в городе. Интересно, обличит ли ее сейчас Руперт, ведь он мог знать, что дом, у которого они останавливались, принадлежит знатному лорду.

Прежде чем он открыл рот, Ребекка поспешно спросила:

— А вы здесь по поручению Найджела Дженнингса?

— Да, ведь я его портной, — не задумываясь ответил Руперт.

— Ну, портной из вас никудышный, — отрезала она.

Руперт усмехнулся:

— Простите, я хотел сказать, что это он мой портной.

Она бросила на него задумчивый взгляд:

— Как же вы ловко умеете лгать!

— Вы называете шутку ложью?

— Уклончивость — вид обмана.

— Да? Так вы видите это именно под таким углом? — удивился Руперт.

Ребекка едва не рассмеялась его находчивости.

Хотя они обменялись колкостями, не сказав друг другу правды, все же, к ее удивлению, Руперт не стал допытываться, почему она была на Уигмор-стрит. Теребя моток белых шелковых ниток, он вдруг сказал:

— Если вы не знаете, к чему применить свое искусство, можете связать мне жилет?

Ребекка невольно усмехнулась:

— Жилет? Это будет выглядеть как подарок с моей стороны…

— Пусть это будет рождественский сувенир, преподнесенный немного раньше обычного, — сказал Руперт, и тон у него был на редкость серьезным.

— Я не дарю подарки случайным знакомым.

— Но мы больше чем случайные знакомые.

— Вовсе нет.

— Разумеется, да. Или у вас вошло в привычку целовать случайных знакомых?

Ребекка презрительно фыркнула:

— По-моему, это вы целовали меня, а не наоборот!

Руперт снова улыбнулся:

— Но вы ответили на поцелуй, Бекка. И не пытайтесь это отрицать.

Ему наконец удалось заставить ее покраснеть. Наверное, ее щеки стали одного цвета с его камзолом!

— Атласный камзол днем? Надеюсь, вы знаете, что этот щегольской стиль вышел из моды десятилетия назад.

— Это не так, дорогая. И кроме того, я надеваю этот камзол ради матери.

— Ваша мать носит мужские камзолы?

— Знаете, думаю, что носила бы, если бы не боялась осуждения света, но нет, я ношу его из-за матери, потому что ее это бесконечно раздражает.

— И это вам нравится? — удивилась Ребекка.

— Очень, — хмыкнул Руперт, и она не поняла, говорит ли он всерьез или опять шутит. Но она догадалась, что если он собирается сегодня увидеться с матерью, значит, решил вернуться домой. Навсегда?