Иногда я лгу - Элис Фини

– Как насчет бокала вина? – спрашиваю я.

Он согласно кивает. Я беру телефон, иду на кухню, слушаю сообщение, но голос принадлежит совсем не мужу.

Суббота, 14 декабря 1991 года

Дорогой Дневник,

Вчера вечером я была в гостях у Тэйлор и совсем не хотела уходить. Она живет в самом замечательном доме с самыми замечательными родителями. Тэйлор здесь родилась, а ее семья, в отличие от нас, никогда никуда не переезжала. На двери кладовки я увидела пометки, которыми родители каждый год отмечали ее рост. Кладовка у них огромная, и там хранится только еда. Она им действительно нужна, потому что у них полно продуктов и нет ничего замороженного. Когда я вырасту, то тоже буду жить в доме с кладовкой.

Тэйлор сказала, что ее родители такие же странные, как мои, но это оказалось не так. Мама Тэйлор очень по-доброму со мной разговаривала, а ее папе не пришлось задерживаться на работе. Когда он пришел, мы сидели за ужином и ели лазанью, которую мама Тэйлор приготовила сама, не из полуфабрикатов в микроволновке, а в плите и из настоящих продуктов. Ее родители ни разу ни о чем не поспорили, а папа оказался очень веселым и все время травил анекдоты. Тэйлор закатывала глаза – вероятно, слышала их раньше, – но мне было смешно.

После ужина они сказали, что мы можем пойти в комнату Тэйлор или посмотреть с ними какой-нибудь фильм. У них самый большой телевизор из всех, какие мне только доводилось видеть. Мне кажется, Тэйлор хотела, чтобы мы пошли к ней, но я сказала, что была бы рада посмотреть фильм. Ее мама принесла попкорн, папа выключил свет, так что мы могли видеть только огоньки на елке и экран телевизора. Я как будто оказалась в кино. Родители сели на диване, а мы с Тэйлор устроились на огромном пуфе. Мы все были как будто одна настоящая дружная семья. По правде говоря, я не столько смотрела фильм, сколько глядела по сторонам. Все было просто идеально, как бы я хотела жить так же.

Под конец фильма Тэйлор уснула, и я тоже решила притвориться спящей. Мама подняла ее, папа подхватил на руки меня, отчего мне поначалу стало страшно, но потом они отнесли нас наверх, будто младенцев, и уложили в постель. В спальне Тэйлор оказалась лишь одна кровать, поэтому нам пришлось там спать вдвоем. От постельного белья чудесно пахло свежей травой. Тэйлор и в самом деле спала, а я не могла, это была лучшая в моей жизни ночь, и мне не хотелось, чтобы она закончилась. Я лежала, смотрела в потолок и видела на нем тысячи звезд. Я знала, что это лишь светящиеся во тьме наклейки, но все равно было очень красиво. Если я, протянув руку, прищуривала глаза, то казалось, что я могу их коснуться.

Даже после того, как родители Тэйлор легли спать, мне все равно не удавалось уснуть – в голове никак не могли улечься мысли. Я встала, пошла в ванную и увидела там в стаканчике три зубные щетки. Еще днем Тэйлор мне объяснила, что она пользуется зеленой, папа голубой, а мама желтой. Сказала, что эти цвета никогда не меняются. А потом добавила, что мне, пожалуй, надо будет купить зеленую, чтобы я стала членом их банды. Но зеленую мне не хотелось. Я предпочла бы красную.

Я прокралась обратно в спальню, где Тэйлор все так же спала. И тогда я совершила скверный поступок. Не специально, просто так получилось. Подошла к туалетному столику и взяла в руки шкатулку с драгоценностями. Она меня попросила не трогать шкатулку, и из-за этого мне ужасно захотелось это сделать. Я аккуратно ее открыла и увидела, что внутри кружится крохотная балерина. По идее, должна была играть какая-то музыка, но, видимо, она сломалась. Я смотрела, как вращается в полной тишине миниатюрная куколка с нарисованной на лице клубничного цвета улыбкой. В шкатулке лежал золотой браслет. Я поднесла его к глазам как можно ближе и увидела, что на нем выгравирована дата рождения Тэйлор. Он вполне мог бы быть и моим, ведь мы с ней родились в один день. На другой стороне было написано «моей обожаемой девочке», маленькими, соединенными друг с другом буковками. Я не собиралась его забирать. Мне просто хотелось узнать, каково это – носить такой браслет. Я его верну.

Потом я забралась в кровать и улеглась так, что лицо моей подружки было прямо рядом с моим, а наши носы почти касались друг друга. Мне казалось, что она улыбается даже во сне, вероятно потому, что ей так повезло в жизни. Могу поспорить, что у Тэйлор даже сны – и те лучше моих.

У нее есть три вещи, которых нет у меня:

1. Классные родители.

2. Отличный дом.

3. Собственные звезды.

Я рада, что мы с Тэйлор теперь подруги. А браслет я отдам, обещаю. И очень надеюсь, что мы больше никогда не переедем, потому что я буду очень скучать. Как же я хотела бы жить в доме, где пахнет попкорном, а на потолке сияют звезды.

Четверг, 29 декабря 2016 года

Моя семья не похожа на другие. Думаю, я знала это еще ребенком. Мне всегда хотелось, чтобы папа с мамой любили меня так же, как любят своих детей другие родители. Безоговорочно. Дела у нас шли не ахти и до появления Клэр. Но после этого стало еще хуже. Я никому не была нужна тогда и никому не нужна сейчас.

Пол так и не вернулся. Когда дверь открывается, я каждый раз думаю, что это он, но сейчас после утреннего обхода меня навещают только люди, которые получают за это деньги. Они разговаривают со мной, но не сообщают того, что мне необходимо знать. Полагаю, очень трудно давать ответы, когда не знаешь вопросов. Если Пола действительно арестовали, то мне как никогда раньше необходимо прийти в себя. Я просто обязана вспомнить, что случилось.

По вечерам обход теперь длится недолго, я утратила статус главной достопримечательности. Я вышла из моды. Теперь тут появился кто-то, кому еще хуже, чем мне. Даже хорошие люди устают чинить то, что починке не подлежит.

Незадолго до этого Прокуренная говорила с одной из коллег об отпуске. Она собирается в Рим вместе с мужчиной, с которым познакомилась в Интернете. И кажется от этого счастливее обычного, мягче, добрее. Интересно, а как ее на самом деле зовут? Может, Карла? Судя по манере разговора, ей подошло бы это имя. Не могу назвать ее своей любимицей, но когда она уедет, мне ее будет не хватать: она теперь часть моего ритуала, а перемены я не люблю.

В моем новом мире я всецело завишу от совершенно незнакомых людей: они моют меня, меняют белье и кормят через трубочку, вводя пищу прямо в желудок. Собирают в пластиковый пакет мочу и вытирают от дерьма задницу. Они все это делают, ухаживают за мной, но я все равно хочу есть и пить, мне холодно и страшно. В коридоре отделения витает запах ужина. Во рту собирается слюна, но пища туда так и не попадет. Она сразу проскользнет внутрь по трубке, засунутой мне в горло, в то время как аппарат, дышащий за меня, будет надсадно пыхтеть, словно ему давно все надоело. Я не пожалела бы ничего на свете, чтобы ощутить вкус еды на языке, пожевать ее, проглотить и почувствовать, как в желудке разливается приятное тепло. Я стараюсь не думать о том, чего мне не хватает, – чего я не могу съесть, выпить, сделать. Я стараюсь вообще не думать.