Повести Ангрии - Шарлотта Бронте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы вышли из калитки и ступили на раскаленную дорогу, я спросил сэра Уильяма, разбито ли его сердце.
— Еще чего, — отвечал он. — Я и не думал терять голову. И если я когда-нибудь женюсь, мой выбор никогда не падет на Розу Заморны.
Впрочем, как ни храбрился полковник, а его тщеславию был нанесен удар. Возможно, Перси вывело из себя вмешательство генерала Торнтона. Какова бы ни была причина, но с каждой минутой сэр Уильям все сильнее раздражался, брюзжал и фыркал без видимого повода. Мы не прошли и четверти мили, как он заявил, что неотложные дела требуют его присутствия, и мы попрощались. Баронет свернул на уединенную аллею, а я продолжил путь по прямой.
Вторженье неизбежно, по всей Заморне страх,
Но Тернер Грей взывает:
«Ардсли в первых рядах!»
Хартфорд своих сбирает, клан Уорнера на рысях,
Но неудержимо скачет Ардсли в первых рядах!
Тюрбаны вокруг Медины, Ииуй бросает в сердцах:
«Тысячи хвост поджали, только Ардсли в первых рядах!»
Стяги над полем боя реют на всех ветрах,
Доблестный вымпел Ардсли вьется в первых рядах!
Пали они, сражаясь, один за другим по прах,
Некого вывести больше Ардсли в первых рядах!
Скорбные трубы подъемлют плач о мертвецах,
Отныне клич ангрийцев:
«Ардсли в первых рядах!»
Готовьте же могилы на их родных берегах,
Покойтесь, павшие с честью
В битве, в первых рядах!
Зовите их поименно, в радости и слезах:
Страна непобедима,
Коль такие в первых рядах!
Древние холмы Гернингтона внимали прочувствованным строкам, звуки рояля просачивались в сумеречный парк сквозь распахнутые окна. Немеркнущее сияние небес улыбалось восходу негасимой луны. И пока пламенеющий запад притворял ворота знойного летнего дня, бледные дорожки проступал и на востоке, давая проход тихой летней ночи.
Не об этом ли лучезарном сиянии, бьющем в просветы между ветвями, размышляет всадник, чья фигура мелькнула на фоне деревьев? Ему недосуг оглянуться. Печали не гнетут его: путник поднимает голову, прислушивается к звукам — и улыбается смеху, летящему из окон особняка, рядом с которым он спрыгивает с коня.
Генерал и леди Торнтон расположились друг против друга у окна гостиной. Предвечерний свет окутывал леди Джулию, делая ее в глазах мужа похожей на ангела. В глубине комнаты, почти в полной темноте, кто-то сидел за роялем, умудряясь музицировать и болтать одновременно. Этот голосок мог принадлежать только мисс Мур из Керкем-Лоджа, что в Хартфорде, гостье генерала Торнтона.
— Генерал, — проговорила мисс Мур в ответ на какую-то добродушную шутку хозяина, — сдается мне, я окончу свои дни старой девой.
— Сами виноваты, Джейн.
— Но ведь никто еще не просил моей руки!
— Вы слишком дерзки, слишком разборчивы, — вступила в разговор леди Джулия, — и сами отпугиваете кавалеров.
— Ах нет, вы ошибаетесь! На свете есть мужчина, которого я мечтаю завоевать.
— Кто же он?
— Лорд Хартфорд. Я давно по нему сохну. Право, никому другому не отдала бы я руку и сердце охотнее! Однако мы танцуем, я улыбаюсь ему, исполняю перед ним прочувствованные куплеты, вкладывая в пение всю душу, а крепость и не думает сдаваться. Однажды мне почудилось: она готова пасть перед моим натиском. Лорд Хартфорд просил меня спеть еще раз песню, которую я исполнила сейчас. В тот же вечер — батюшка был в отъезде — он одолжил мне свою карету, а утром нанес визит. Как старалась я ему угодить! Пустила в ход все свои чары! Но тщетно ждала я, что вечером лорд Хартфорд явится с предложением руки и сердца. Увы, все мои усилия оказались бесплодны.
— Граф Стюартвилл, — доложил слуга, и граф вошел в гостиную.
— Добрый вечер, Торнтон, — произнес гость. — Вы не зажигаете свечей — предпочитаете романтический полумрак? Неужели эта чаровница в лунной вуали и есть леди Джулия? О небо, мое сердце разбито. В жизни не видел ничего более возвышенного! Торнтон, можете немедленно вызвать меня на дуэль!
Граф упал в кресло, вытянул длинную стройную ногу и склонился к леди Джулии, словно влюбленный француз.
— Откуда вы, Каслрей? — спросила ее милость. — Простите, любезный граф, что не употребляю ваш новый титул, но вы знаете, Каслрей, как дорого мне ваше старое имя. Сколько светлых воспоминаний о днях минувших с ним связано!
— Вы о тех давних временах, когда ваша милость изволили шутливо прозвать меня обезьянкой?
— Беззаботные старые дни! — вздохнула леди Джулия. — В голове лишь наряды, обеды и танцы. Ни министров, ни генералов, ни политических склок, ни дворцовых интриг!
— Ваша правда, леди Джулия. В те благословенные времена я вставал в два пополудни, наряжался до четырех, до семи слонялся без дела, обедал в девять и танцевал до шести!
— О да, мой дорогой лорд, таков был ваш тогдашний уклад. Но кто мог подумать, что обладатель самого модного жилета и самых неотразимых усов в Витрополе променяет светский лоск на тяготы зимней кампании, не боясь повредить в пылу сражения свой монокль!
Конец фразы утонул в бравурных аккордах и прочувствованном пении:
Глубок поток Цирхалы,
Ившем стоит над ней.
Нега последней ночи плывет
В спокойной тишине.
Все на копья склонились,
Все спят внутри и кругом.
Иным, лишь настанет новая ночь.
Спать непробудным сном!
Сошла роса незримо
На камне стен блестит.
Когда раздастся битвы гром,
Что землю оросит?
Трубы и литавры
Победу возвестят
Но кто, обернувшись, скажет:
Вот лучшие лежат?
Могучие герои
Придут в дома отцов,
Вернутся с полей кровавых:
Где бросят они мертвецов?
В почве неродной,
На берегах чужих,
Под взором Бога мучеников,
Что хранит могилы святых.
Допев последний куплет, мисс Мур встала.
— Мне пришлось запеть, лорд Стюартвилл, ибо вы решительно меня не замечали. И не извиняйтесь, я не приму ваших отговорок! Так и знайте, вы нанесли мне смертельную обиду. Темнота вас не оправдывает. Чутье должно было подсказать вам, что я здесь.
— Чутье? О нет! — воскликнул его милость. — Розу Заморны должен был выдать ее аромат. Мисс Джейн, садитесь, я принес вести, которые заставят ваше сердечко возмущенно забиться.
— Что случилось? — спросила мисс Мур, усаживаясь на оттоманку рядом с графом.
— Надеюсь, вы понимаете, я не примчался бы сюда на ночь глядя, не будь у меня на то достаточных оснований?